Кесаревна Отрада между славой и смертью   ::   Лазарчук Андрей

и хотя именно в ту сторону отступили остатки мелиорской армии, ясно было, что заслон этот падет при первом же серьезном нажиме: ни северяне, ни южане не захотят умирать, защищая бессмысленный, малонаселенный и всеми нелюбимый Восток... - Чародейства просишь... - знахарь сложил свои кульки, сплел пальцы; Алексей только сейчас увидел, какие у него огромные руки руки молотобойца, кузнеца... Кузнец и знахарь. И значит - неизбежно - чародей. - А того не знаешь, что сети раскинуты, и паук лишь ждет, когда муха дернет нить... Не муха, нет, - вдруг улыбнулся он, но улыбка лишь подчеркнула мрачность его лица. - Мотылек. - Отец, - Алексей пристально посмотрел на него. Где-то высоко - и уже не впервые - прозвучала долгая музыкальная фраза: тема неизбывной страсти из действа "Свеча и мотыльки": - Ты знаешь больше, чем говоришь. Я вовсе не хочу, чтобы ты говорил все то, что знаешь. Но - делай! - У тебя вовсе нет причин верить мне. - Есть по крайней мере одна. Ничего другого мне не остается. - Здесь ты тоже ошибаешься... хотя прав в одном: нельзя допускать лишних слов. Тогда иди, распорядись мужчинами. Мне и девки помогут...

Сотня Алексея никогда не насчитывала более срока бойцов. Сейчас их осталось двадцать восемь, и - Алексей знал - из этой деревни выйдет их еще меньше. У двоих азахов отморожены были ноги - очень серьезно, безвозвратно. Пройдет еще несколько дней, черные стопы сморщатся, резко обозначится граница между живым и мертвым - и тогда азаху нальют кружку хлебной водки, а потом один товарищ быстрым взмахом ножа очертит разрез чуть повыше черного струпа, оттянет кожу - а второй тут же рубанет саблей, а третий раскаленным в огне каменным пестом коснется раны...