Страница:
26 из 163
Потом уж, когда эсперанто занялся, частенько про это вспоминал - язык был как вода у берега, и камушки на дне виднелись.
Утром 1 июля 1920 года Семченко побрился - голову и лицо, пришил к вороту гимнастерки недостающую пуговицу и отправился в гортеатр. В театральных переходах, располагавшихся внизу, на уровне полуподвала, было сумрачно, пахло пылью. За одной из дверей легковесно пиликала скрипка. Скрипку Семченко не уважал за ненатуральность звука, из музыкальных инструментов он больше всего ценил гитару - умел играть на ней романс "Ни слова, о друг мой, мы будем с тобой молчаливы..." и все кавалерийские сигналы. Он потянул на себя дверь, скрипка умолкла. Здоровенный мужик во фраке, надетом прямо на голое тело, спросил:
- Вам кого?
- Не подскажете, где бы Казарозу найти?
- Зинаида Георгиевна у себя в уборной. - Скрипач указал направление смычком. - Четвертая дверь направо... А по какому, простите, делу?
Не ответив, Семченко закрыл дверь и двинулся дальше по коридору.
Она сидела перед зеркалом и не обернулась на скрип двери.
- Здравствуйте, Зинаида Георгиевна, - сказал Семченко, напирая на ее отчество, которое в афише не значилось.
Она ответила его отражению:
- Почему вы входите без стука?
- Я стучал, вы не слышали...
Даже в этом грязном, с облупившейся амальгамой зеркале видно было, как изменилась она за два года - пожелтело и посерело лицо, впадины прорезались под скулами. Но волосы, сколотые на затылке, лежали так же, и глаза были прежние, и голос.
|< Пред. 24 25 26 27 28 След. >|