Контакт первой степени тяжести   ::   Горюнов Андрей

Борис же больше так, ну, впечатлений, что ли, набирался. Он восемь акварелей сделал за поездку — и все. Ну, еще чуть-чуть набросков, но это сроду не считалось всерьез. Так только, чтобы рука не расхолаживалась. В итоге у Бориса была вот такая папочка. — Белов показал. — Тонюсенькая. В ней серьезных работ — восемь листов, повторяю. Это количество и по почте можно самому себе послать с дороги. А Борька мог и просто — в окно — если мешает. В его стиле. Мешает? Выкинуть. Запросто!

— Он — выкинуть, а вы — подобрать?

— Что вы имеете в виду?

— Да уж что имею, то и введу! — пошутил Власов. — А на самом деле вот что: вчера, на вашем вернисаже, я случайно услышал мнение, что некоторые акварели ваши «так хороши, будто их написал Тренихин»…

— Это я тоже слышал вчера один раз, — кивнул Белов.

— Вот! Вы — один, а я — дважды! Из уст совершенно различных людей! Простите за эту неприятную для вас тему, но меня это насторожило. Я еще вчера обратился к помощи экспертов. Трех разных и независимых. Результат у меня на столе. Прочтя его, я и решил немедленно пригласить вас сюда для беседы.

Белов протянул было руку к листкам, появившимся на свет из папки, но Власов предусмотрительно закрыл ладонью нижнюю часть заключении, содержащую подписи.

— Я не хотел бы, чтобы вы на данном этапе ознакомились с этими документами в полном объеме, — там много есть для вас нелестного, к сожалению. Да и «судьи кто» — вам знать пока совсем не обязательно.