Кратос   ::   Точильникова Наталья

Если надо было общаться с психологами или адвокатом, мне приказывали подойти к двери, повернуться и сложить руки за спиной так, чтобы браслеты наручников соприкоснулись. Ими через перстень связи управлял один из тюремщиков, и браслеты срастались намертво. Он же контролировал операцию. Так что пять метров по коридору до биопрограммера мы проходили компанией из шести человек: я, два психолога и три охранника. Учитывая эффективную работу вышеупомянутого прибора по снижению агрессивности, это откровенно смешило. Для меня даже резкое слово сказать было проблемой, не то что оказать какое-либо сопротивление.

Минимального смягчения режима в виде уменьшения количества охраны (не отсутствия наручников) Ройтману и Литвинову удалось добиться для меня только шесть лет спустя.

– Наша пенитенциарная система представляет собой компромисс между тессианской методикой лечения преступников и традиционным желанием наказывать. Компромисс иногда абсурдный, – бывало рассуждал Ройтман.

Итак, в тот день Евгений Львович с тюремщиками ждал меня у дверей моей камеры (которую упорно называл «комнатой», спасибо, что не «палатой»). И мы повернули налево, а не направо, как обычно.

Я вопросительно посмотрел на Ройтмана.

– Вам предстоит одна довольно неприятная, но не опасная процедура, – сказал он.

В конце коридора нас ждала Жанна, что меня отнюдь не успокоило.

– Что происходит? – спросил я ее.

– Все в порядке. Это не казнь, – сказала она.

И меня залило адреналином. Ну, конечно, «эвтаназия»!

– Это не эвтаназия, – шепнул Ройтман. – Успокойтесь! Еще апелляции не прошли.