JК
Контрольная молитва :: Серегин Михаил Георгиевич
Страница: 3 из 73Михаил гнал их до самого пищеблока, чувствуя, как хрустят под его ударами позвонки и черепа и трещатпорванные заостренным концом лома одежда и плоть. Зэки еще пытались укрыться в подсобках при столовой, но и здесь их поджидали.
Последнего зэка Михаил зажал в угол, как мышь на кухне. Тот заметался, но понял, что деваться некуда, повернулся к нему лицом и умоляюще посмотрел в глаза.
Это был совсем мальчишка. Лет восемнадцати. Хотя выглядел он еще моложе. И на кого-то был похож…
– Не надо, дяденька! – хватал он воздух ртом. – Не надо!
Михаил зачем-то придержал удар и вдруг понял, что ему смертельно хочется испытать, как хрустнет эта хилая грудная клетка под его ударом. Он снова занес лом, и пацан затравленно вжался спиной в угол, ожидая смерти.
Далеко сзади устрашающе громыхал щитами спецбатальон, добивая отрезанные от основной массы группы бунтовщиков.
Его дыхание тяжело рвалось из противогаза, и Михаилу стало нестерпимо душно, он взмок и теперь уже хотел только одного: закончить с этим поскорее… Он снова занес лом и… проснулся.
* * *
Отец Василий подскочил, сел на кровати и вцепился пальцами в большой серебряный нательный крест.
– Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!
По лицу катился пот, дыхание было прерывистым, отчаянно разнылся пробитый в тот раз бок. Он огляделся, словно для того, чтобы еще раз убедиться, что с той, прежней, жизнью покончено. Мирно тикали ходики, повернулась на бок и прижалась к его подушке Олюшка, а за окном уже занимался июльский рассвет.
Последнего зэка Михаил зажал в угол, как мышь на кухне. Тот заметался, но понял, что деваться некуда, повернулся к нему лицом и умоляюще посмотрел в глаза.
Это был совсем мальчишка. Лет восемнадцати. Хотя выглядел он еще моложе. И на кого-то был похож…
– Не надо, дяденька! – хватал он воздух ртом. – Не надо!
Михаил зачем-то придержал удар и вдруг понял, что ему смертельно хочется испытать, как хрустнет эта хилая грудная клетка под его ударом. Он снова занес лом, и пацан затравленно вжался спиной в угол, ожидая смерти.
Далеко сзади устрашающе громыхал щитами спецбатальон, добивая отрезанные от основной массы группы бунтовщиков.
Его дыхание тяжело рвалось из противогаза, и Михаилу стало нестерпимо душно, он взмок и теперь уже хотел только одного: закончить с этим поскорее… Он снова занес лом и… проснулся.
* * *
Отец Василий подскочил, сел на кровати и вцепился пальцами в большой серебряный нательный крест.
– Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!
По лицу катился пот, дыхание было прерывистым, отчаянно разнылся пробитый в тот раз бок. Он огляделся, словно для того, чтобы еще раз убедиться, что с той, прежней, жизнью покончено. Мирно тикали ходики, повернулась на бок и прижалась к его подушке Олюшка, а за окном уже занимался июльский рассвет.