JК
Курортная зона :: Первухина Надежда
Страница: 251 из 359Лариса представила, как она, по уши заляпанная грязью преступной вылазки, будет стараться заменить “Хигеной” нормальный душ, и ее разобрал смех.
– Чего смеешься, паскудница?
Дверь камеры приоткрылась, в образовавшуюся щелку просочилась незабвенная Гликерия Агаповна с одеялом и комплектом постельного белья в одной руке и с подушкой – в другой. Все это она кинула на раскладушку и злобно поглядела на Ларису:
– Дрянь ты этакая! К тебе тут относились по-людски, жила – как сыр в икре каталась, – так нет, надо тебе было… ВЛЯПАТЬСЯ!
Последнее слово Гликерия так и сказала – тоном, каким говорят слово, состоящее из одних прописных букв.
– Спасибо за бельишко, – только и ответила Лариса. – Вы бы мне еще хоть халатик принесли. Арестантский. И тапочки.
Услышав про халатик, Гликерия позеленела, выругалась и вымелась из камеры, плотно прихлопнув за собой металлическую дверь с крошечным зарешеченным окошком. Лариса опять расхохоталась: халатики явно были слабым местом ее бывшей начальницы-кастелянши.
Однако надо было устраиваться. Лариса сбросила в один угол заляпанную грязью куртку, мокрые джинсы и ненавистные сапоги. Из приемлемой одежды на ней остались только шерстяная водолазка и трусики. Колготки лопнули в нескольких местах и никуда не годились – разве что удавиться на них, всем на радость и удивление. Или – удавить… И бежать!
“Ох, далеко ты, мать, убежишь! – сказал внутренний голос с усталым ехидством.
– Чего смеешься, паскудница?
Дверь камеры приоткрылась, в образовавшуюся щелку просочилась незабвенная Гликерия Агаповна с одеялом и комплектом постельного белья в одной руке и с подушкой – в другой. Все это она кинула на раскладушку и злобно поглядела на Ларису:
– Дрянь ты этакая! К тебе тут относились по-людски, жила – как сыр в икре каталась, – так нет, надо тебе было… ВЛЯПАТЬСЯ!
Последнее слово Гликерия так и сказала – тоном, каким говорят слово, состоящее из одних прописных букв.
– Спасибо за бельишко, – только и ответила Лариса. – Вы бы мне еще хоть халатик принесли. Арестантский. И тапочки.
Услышав про халатик, Гликерия позеленела, выругалась и вымелась из камеры, плотно прихлопнув за собой металлическую дверь с крошечным зарешеченным окошком. Лариса опять расхохоталась: халатики явно были слабым местом ее бывшей начальницы-кастелянши.
Однако надо было устраиваться. Лариса сбросила в один угол заляпанную грязью куртку, мокрые джинсы и ненавистные сапоги. Из приемлемой одежды на ней остались только шерстяная водолазка и трусики. Колготки лопнули в нескольких местах и никуда не годились – разве что удавиться на них, всем на радость и удивление. Или – удавить… И бежать!
“Ох, далеко ты, мать, убежишь! – сказал внутренний голос с усталым ехидством.