Малыш и Буйвол   ::   Кликин Михаил

Дойку кончили уже за полночь.

Было еще довольно светло, хоть уже и высыпали на небо звезды и поднялся над снежными горными вершинами выгнутый серп месяца.

Харим слил в бочку последнее молоко, закрыл полупустую емкость дубовой крышкой, спрыгнул с телеги. Пробурчал:

— Бабья работа, — и пошатнулся от усталости. Старый Мирх, вроде бы совсем не утомившийся, усмехнулся, хмыкнул. Повторил за парнем;

— Бабья работа? — Он задрал голову к небу и хрипло засмеялся, двигая щетинистым подбородком так, словно что-то глотал или, напротив, отрыгивал. — Ишь ты! С ног валится, а все туда же! Бабья работа! Посмотрел бы я на тебя после мужицкой!

— Спать пора укладываться, — негромко сказал Шалрой. Он собрал ведра, убрал в телегу, осмотрелся.

Тихо. Горы молчат. Молчит пересохшая равнина. Молчат луга.

Скотина уже дремлет. Стоя спят коровы, подергивают складками кожи, отгоняя насекомых, настоящих или приснившихся. Лежат на остывающей земле телята, жмутся друг к другу, коротко помыкивают, словно жалуются на что-то. Козы смешались с овцами, сгрудились: не поймешь, где кто, где чья голова, где чей зад, не разберешь, кто лежит, кто стоит, кто висит, зажатый со всех сторон. Собаки вроде бы тоже спят, но настороженные уши их подрагивают, живут самостоятельной жизнью. Черные носы повернуты к ветру.