Страница:
38 из 727
Упреждая новыепопытки объять меня, необъятного, я заговорил с ним на языке символов, который, как известно, в ходу у панков.
– Здорово, ублюдок. Где ж тебя жизнь таскала, сблевыш ты морковный? Хваталки убери – не в бане. Денег не проси, а выпить тоже нету.
Парень не понял, но улыбнулся и заорал:
– Ты! Сварог тебя задери! Вратился до кучи, а?!
– Ага, – сказал я радостно, а Лито в очередной раз побледнел и замахал на панка ручками, запрещая выговаривать табуированное имя Сварога. Однако ковбой тоже был атеист и не боялся слепоты, насылаемой божком в качестве порицания.
– Мстиславка! Ха! Псицын сын! Како же ты выжил, га? – заржал он, прижимаясь ко мне влажным корпусом. – Я-то, дурня, уже лгал, будя ты помер, чур меня уешь! Что, Мокошь пошутковала тебя? Истоскала, зрю, по блатам да по крепям?
Я хотел вставить ему за собачьего сына, но в токинг [31] снова встрял Лито.
– Ведь, Гнедко: Мстиславка наш изменился весь, – сказал он, мрачно хлюпая носом. – Памятство утерял совсем. Отъяла Мокша…
– Как так? – разъярился Гнедан. – Вольного стожарича обидеть?! Да я… да мы ее в капусту измельчим!
Приятно, когда человек за тебя готов в капусту, но толку от этого мало. Я-то в курсе, что Мокша здесь ни при чем, а весь атас надвинулся по моей собственной глупости – из-за колокола. Пока Гнедан впечатлялся, я от нечего делать разглядывал коня. Ничего себе зубы, не прокуренные.
|< Пред. 36 37 38 39 40 След. >|