JК
На будущий год в Москве :: Рыбаков Вячеслав
Страница: 246 из 276Лэй ведь не знал правды, Лёка рассказал сыну лишь легенду… Мать честная, да как же выбираться-то? Это тебе не статьи писать, прикрикнул Лёка на себя. Тут надо соображать быстро!
Многое он умел; а вот быстро соображать — ни-ни. Не дал господь.
Но одно Лёка понял мгновенно: если сейчас он отступится от Обиванкина, то сына потеряет навсегда. Явного, при всем честном народе предательства мальчик ему не простит.
И будет прав. Предательства не прощает ни один порядочный человек.
Пусть мальчик ничего не знает — но он знает то, что сказал ему сам Лёка. Потом уже ничего не объяснишь и не залатаешь. Сдать без боя друга бабы Люси погранцам и поехать дальше как ни в чем не бывало — нельзя.
— А собственно, что вас не устроило в документах Ивана Яковлевича? — спросил Лёка, чувствуя на затылке обжигающий взгляд сына и каким-то чудом ухитряясь говорить спокойно и жестко, будто он, господин Небошлепов, был здесь самый главный.
Пограничник почувствовал его тон — и запаниковал. Ему нечего было сказать.
— Пр-ройдемте! — даже чуть взвизгнув от полной растерянности, ответил он.
Лёка поднялся со своего места. Зацепил свою сумку.
— Тогда мы все пойдем, — проговорил он, не повышая голоса. — Это безобразие. Это самоуправство!
У пограничника лицо стало жалобным и обиженным, как у ребенка, с которым взрослый сыграл не по правилам.
— Да сядьте вы, господин Небошлепов, — умоляюще произнес он. — Ну вам-то что… Вы-то куда…
Славный парнишка, подумал вдруг Лёка. Совестливый… Зря я на него бочку катил.
Многое он умел; а вот быстро соображать — ни-ни. Не дал господь.
Но одно Лёка понял мгновенно: если сейчас он отступится от Обиванкина, то сына потеряет навсегда. Явного, при всем честном народе предательства мальчик ему не простит.
И будет прав. Предательства не прощает ни один порядочный человек.
Пусть мальчик ничего не знает — но он знает то, что сказал ему сам Лёка. Потом уже ничего не объяснишь и не залатаешь. Сдать без боя друга бабы Люси погранцам и поехать дальше как ни в чем не бывало — нельзя.
— А собственно, что вас не устроило в документах Ивана Яковлевича? — спросил Лёка, чувствуя на затылке обжигающий взгляд сына и каким-то чудом ухитряясь говорить спокойно и жестко, будто он, господин Небошлепов, был здесь самый главный.
Пограничник почувствовал его тон — и запаниковал. Ему нечего было сказать.
— Пр-ройдемте! — даже чуть взвизгнув от полной растерянности, ответил он.
Лёка поднялся со своего места. Зацепил свою сумку.
— Тогда мы все пойдем, — проговорил он, не повышая голоса. — Это безобразие. Это самоуправство!
У пограничника лицо стало жалобным и обиженным, как у ребенка, с которым взрослый сыграл не по правилам.
— Да сядьте вы, господин Небошлепов, — умоляюще произнес он. — Ну вам-то что… Вы-то куда…
Славный парнишка, подумал вдруг Лёка. Совестливый… Зря я на него бочку катил.