Анискин и Боттичелли   ::   Липатов Виль Владимирович

- Так ты меня, Григорьевна, в дом-то и не позовешь? - ласково спросила Глафира. - Так и будешь держать у порога, Григорьевна?

- Так и буду! - сквозь целые белые зубы проговорила старуха. - В мой дом нехристям ходу нету... Скатертью дорога!

Глафира спокойно отступила к дверям.

- Мне, Григорьевна, дорога всегда скатертью! Когда у человека чистая совесть, ему плохой дороги бояться не след...

Старуха подбоченилась.

- Ты это на что намекаешь, богопротивница! У кого совесть не чиста? У меня, у Елизаветы Григорьевны Толстых?

- У тебя, - смиренно ответила Глафира. - Ты сама больша христианка в деревне, а иконы по тридцатке продала.

Старуха от удивления так и обомлела:

- А ты откуда про иконы знаешь? От своего! Ну, конечно! Рази без твоего холеры какое дело обойдется! Ну, а насчет тридцатки ты врешь. - И показала Глафире фигу. - Полсотни - не хочешь! Нашла дуру! Это, может, Валерьяновна по тридцатке, а не Елизавета Григорьевна Толстых... Вали отсюдова, покуда я сердцем не изошла!

Глафира согласно закивала.

- Счас, счас убегу! - пообещала она и весело захохотала. - А еще Валерьяновну костеришь... Да она, то исть Валерьяновна, одному очкастому, бородастому, заикастому две иконы...

Толстуха была такой, точно вот-вот брякнется в обморок.

- Очкастому? Бородастому? Заикастому? Да и ить это он и есть!

Из-за березы показалось лицо Лютикова, застыло в напряженном, профессионально-детективном внимании. Постепенно он сосредоточился на работающем Юрии Буровских.