JК
Ночь Седьмой тьмы :: Истерман Дэниел
Страница: 13 из 525Слеваот него вспыхивали и оседали языки пламени в жаровне, установленной на грубом чугунном треножнике. Кожа мужчины была покрыта потом, похожим на крупные бисерины, чистые и прозрачные. Свет упал на контур тени. Человек медленно повернулся лицом к камере. Это был Филиус.
И не Филиус. Анжелина почувствовала, как тонкие волоски поднимаются и ледяными иголочками впиваются ей в шею. Знакомое лицо было искаженным и чужим. Губы Филиуса были оттянуты назад в напряженной гримасе, ноздри раздулись, широко открытые глаза смотрели неподвижно, красные, одержимые. Она видела такие глаза раньше, на лицах мужчин и женщин, которыми правили лоа, в кульминационный момент церемонии водун, когда их тела вдруг становились пустыми, словно ими внезапно овладевали боги.
Филиус и не Филиус. Человек и не человек. Фигура поворачивалась раз за разом в тесном круге, танцуя в молчании, словно в такт музыке, звучавшей у него в голове. Он крепко прижимал к груди глиняную чашу.
Свет отражался от поверхности ее содержимого, вспыхивая, как звезда, всякий раз, когда танцующий поворачивался.
Раздался треск. Изображение подпрыгнуло и опять замерло. Мало-помалу треск стих, и его сменили более глухие звуки, каждый поначалу неотличимый от остальных. Постепенно эти звуки становились отчетливее.
И не Филиус. Анжелина почувствовала, как тонкие волоски поднимаются и ледяными иголочками впиваются ей в шею. Знакомое лицо было искаженным и чужим. Губы Филиуса были оттянуты назад в напряженной гримасе, ноздри раздулись, широко открытые глаза смотрели неподвижно, красные, одержимые. Она видела такие глаза раньше, на лицах мужчин и женщин, которыми правили лоа, в кульминационный момент церемонии водун, когда их тела вдруг становились пустыми, словно ими внезапно овладевали боги.
Филиус и не Филиус. Человек и не человек. Фигура поворачивалась раз за разом в тесном круге, танцуя в молчании, словно в такт музыке, звучавшей у него в голове. Он крепко прижимал к груди глиняную чашу.
Свет отражался от поверхности ее содержимого, вспыхивая, как звезда, всякий раз, когда танцующий поворачивался.
Раздался треск. Изображение подпрыгнуло и опять замерло. Мало-помалу треск стих, и его сменили более глухие звуки, каждый поначалу неотличимый от остальных. Постепенно эти звуки становились отчетливее.