Пятое путешествие Гулливера   ::   Савченко Владимир Иванович

О Аганита, славная в любви, —

Чей позвоночник извивается от ласк,

как ползущая змея,

Чье тело пахнет, как свежий мед,

Чьи кости солнечно желты, как мед,

А объятья сладки, как тот же мед!

О Аганита, славная душой, —

Чье дыхание чисто и нежно, как утренний бриз,

А легкие подобны ушам сердитого слона,

Чьи глаза одинаково светят мне и днем, и ночью,

А кишечник подобен священному удаву,

поглотившему жертвенного кролика.

О Аганита, славная жена!

(Читателю стоит помнить, что любые стихи много утрачивают при переводе; на тикитанто они звучат более складно и с рифмами).

– Ну, это куда ни шло! – снисходительно молвил тесть. – Давай, действуй, ни пуха ни пера!

…Но любопытно, что более всего понравились Агате именно мои первые стихи. Эти тоже, но те ее просто пленили, она их сразу выучила наизусть. В них, возможно, и меньше поэтического мастерства, сказала она, но зато слышно подлинное чувство. А что может быть важнее чувства как в поэзии, так и в любви!

Читатель желает знать, что было дальше? Здорово было. Да, все по известной оптической схеме: муж – окуляр, жена – объектив с меняющейся настройкой. Но окуляр был любим, обласкан, им гордились, к нему относились чуть иронически-снисходительно, но в то же время и побаивались. А объектив… это был лучший объектив на свете, заслуживающий и не таких стихов, и не такой любви. И, может быть, даже не такого окуляра, как я. И мы были едины: я, она и Вселенная.

А вверху, в ночи, в щели между раздвинутыми скатами крыши плыл среди звезд… этот, как его? – Марс. Красненький такой.

– Ну-ка, прицелимся, радость моя.

Я увидел кирпичного цвета горошину в ущербной фазе с белой нашлепкой у полюса и две искорки во тьме, несущиеся вперегонки близко около нее.