JК
Пленники вечности :: Морозов Дмитрий
Страница: 65 из 352Но этот из породистых, а туда же. И верно – не из той же он шайки-лейки? Толстой писал, что он опричников ненавидел, но то все брехня. А вот состоял ли в самой черной сотне, или нет? Как-то неловко спрашивать, ей-богу. Да и вообще, почти секрет государственной важности. Еще и меня укоротит на голову… »
– Дивишься ты мной, – наконец недовольно сказал Серебряный, – ровно девицей красной. Воевод не видал?
– Воевод-то видал всяких, а вот… Серебряный помрачнел.
– Батюшка наш, покоритель казанский, последнее время… совсем сделался на манер маршала Радзи-вилла или какого-нибудь Сапеги. Панталоны срамные носит с кружавчиками, к ратникам кашу из котла есть не идет, зато зело много стал разуметь в песьей да птичьей охоте, – наконец сказал он.
И без подсказки ясно – речь о Курбском.
«А лет через пяток он вообще, как есть, в панталонах, убежит к врагам и станет самым известным в истории диссидентом, мастером эпистолярного жанра», – захотелось сказать ангмарцу, но он, ясное дело, промолчал.
– Репнин, небось, от своих людей в шатрах златотканых не прятался? Да и Шуйский не прячется, и я не стану, – зло сказал князь, словно именно Чернокрылый Легион склонял его к болезни декабристов, которые были «страшно далеки от народа».
Принесли скатерку, бросив прямо на траву. В ней ангмарец, присмотревшись, не без ехидства узнал вкривь и вкось сшитые ливонские хоругви да рыцарские значки.
– Дивишься ты мной, – наконец недовольно сказал Серебряный, – ровно девицей красной. Воевод не видал?
– Воевод-то видал всяких, а вот… Серебряный помрачнел.
– Батюшка наш, покоритель казанский, последнее время… совсем сделался на манер маршала Радзи-вилла или какого-нибудь Сапеги. Панталоны срамные носит с кружавчиками, к ратникам кашу из котла есть не идет, зато зело много стал разуметь в песьей да птичьей охоте, – наконец сказал он.
И без подсказки ясно – речь о Курбском.
«А лет через пяток он вообще, как есть, в панталонах, убежит к врагам и станет самым известным в истории диссидентом, мастером эпистолярного жанра», – захотелось сказать ангмарцу, но он, ясное дело, промолчал.
– Репнин, небось, от своих людей в шатрах златотканых не прятался? Да и Шуйский не прячется, и я не стану, – зло сказал князь, словно именно Чернокрылый Легион склонял его к болезни декабристов, которые были «страшно далеки от народа».
Принесли скатерку, бросив прямо на траву. В ней ангмарец, присмотревшись, не без ехидства узнал вкривь и вкось сшитые ливонские хоругви да рыцарские значки.