JК
Пленники вечности :: Морозов Дмитрий
Страница: 64 из 352Далеко ли?
– Экий быстрый… – Серебряный вдруг встал, расстегнул тяжелый ремень с ножнами и одним змеиным движением выполз из кольчуги.
Шон и назгул аж рты раскрыли. Это только в кино все снимают и надевают пластиковую и алюминиевую броню, словно футболки с трениками. На самом же деле, чтобы скинуть даже простую байдану, нередко нужна сторонняя помощь. Уж как минимум человек становится враскоряку и начинает, упираясь руками в землю, прыгать, выставив зад, выползая из доспеха.
В движениях Никиты Романовича Серебряного сквозила настоящая воинская стать, а также многолетняя сноровка. Было в нем что-то от быстрой и смертоносной куницы. Довольный произведенным эффектом, князь любовно погладил броню, упавшую к его ногам удивительно маленькой блестящей кучкой:
– Кольчужка персидская, тонкая, что твоя паутина. Но не берет ее сабля. А уж легкая!
Шон едва ли не обнюхал заморское диво, спросив дозволения, поднял на вытянутых руках и принялся рассматривать сквозь нее белый свет. С его собственной кольчугой этот номер бы не прошел – через пару секунд руки бы воспротивились такому садистскому культуризму.
Серебряный расстегнул плотную кожаную поддевку, скроенную на западный манер, подозвал одного из своих ратников:
– Вели трапезу готовить.
«Так вот с нами и сядет жрать и пить, – подивился назгул. – В первый раз вижу вельможу, простого в доску, но не из опричнины. И Басманов, и Очин-Пле-щеев – простые ребята, у которых на лице написано – тяжела и неказиста жизнь советского чекиста.
– Экий быстрый… – Серебряный вдруг встал, расстегнул тяжелый ремень с ножнами и одним змеиным движением выполз из кольчуги.
Шон и назгул аж рты раскрыли. Это только в кино все снимают и надевают пластиковую и алюминиевую броню, словно футболки с трениками. На самом же деле, чтобы скинуть даже простую байдану, нередко нужна сторонняя помощь. Уж как минимум человек становится враскоряку и начинает, упираясь руками в землю, прыгать, выставив зад, выползая из доспеха.
В движениях Никиты Романовича Серебряного сквозила настоящая воинская стать, а также многолетняя сноровка. Было в нем что-то от быстрой и смертоносной куницы. Довольный произведенным эффектом, князь любовно погладил броню, упавшую к его ногам удивительно маленькой блестящей кучкой:
– Кольчужка персидская, тонкая, что твоя паутина. Но не берет ее сабля. А уж легкая!
Шон едва ли не обнюхал заморское диво, спросив дозволения, поднял на вытянутых руках и принялся рассматривать сквозь нее белый свет. С его собственной кольчугой этот номер бы не прошел – через пару секунд руки бы воспротивились такому садистскому культуризму.
Серебряный расстегнул плотную кожаную поддевку, скроенную на западный манер, подозвал одного из своих ратников:
– Вели трапезу готовить.
«Так вот с нами и сядет жрать и пить, – подивился назгул. – В первый раз вижу вельможу, простого в доску, но не из опричнины. И Басманов, и Очин-Пле-щеев – простые ребята, у которых на лице написано – тяжела и неказиста жизнь советского чекиста.