Приговоренный   ::   Прашкевич Геннадий

Десять лет просидел где-то на задворках, а в банке, естественно, рос процент. Книги у него выходили, а он прятался даже от журналистов. Я сам читал его книги. — Пан обиженно взглянул на меня. — Скучно не было.

— Десять лет? Что значит — на задворках?

— На задворках — это и есть на задворках. Вилла где-то в лесном краю. Никого к себе не пускал. Придурок!

— Простите, Пан, о ком вы?

— Дерлингер… Или Барлингер… Нет, кажется, не так, — он подтянул к себе одну из газет. — Точно, не так. Но здесь даже фотография есть. Беллингер. Так правильно.

“Господи, господи, господи, господи…”

Я не думал, что все это так близко.

Мерзкий холодок пробежал по плечам, я опустил глаза. Не хотел, чтобы Пан увидел их выражение. Но, скептически обозрев фотографию, Пан вынес окончательный приговор:

— Придурок, По глазам видно. Такие не ездят в Индию.

Зато он бывал в Гренландии, подумал я. Наверное, это не проще.

И сказал:

— Я слышал о Беллингере. Он писатель. Чуть не получил Нобелевскую премию… Там, в газете, нет никакой ошибки?

— Беллингер, Беллингер… Он? — удовлетворенно подтвердил Пан. — Можете убедиться.

И подтолкнул ко мне газету.

Стараясь не торопиться, я развернул ее.

Пан не ошибся: имя Беллингера действительно попало на первую полосу.

Думаю, кроме скуки, Пан ничего на моем лице не прочел, но я скуки не чувствовал.

В газету попало еще одно знакомое имя: доктор Хэссоп.