Мент   ::   Константинов Андрей

Деление на свой-чужой было безусловным. Свой — это мент. И не всякий мент… нет, не всякий, а только тот, кто всегда на острие. Тот, кто рискует. И в любой момент может получить удар ножом в спину или заряд картечи в упор. Тот, кто пашет за полторы сотни в месяц и не спрашивает про сверхурочные… Они действительно были кастой. И испытывали по отношению к прочим те же чувства, что фронтовики по отношению к штабистам. Они были далеки от идеала: почти все — пьющие, не сильно образованные, иногда озлобленные. Но, безусловно, незаурядные.

К Сашке присматривались. К серьезным делам не подпускали, к секретным документам — тем более. Но все же в начале декабря настал день, когда Сухоручко спросил у Зверева:

— Ты, Саня, чем сейчас занят?

Спросил, а сам знал — ничем. Сашка так и ответил.

— Тогда, — сказал Сухоручко, — собирайся. Пойдем.

— А куда?

— По дороге объясню.

Зверев надел куртку, шапку, и они пошли. Сыпал снежок, все было белым, чистым. Перед Гостиным устанавливали огромную елку.

Сухоручко в пальтишке на рыбьем меху, в кепке блинчиком и с обязательной сигаретой во рту шел быстро, поглядывал по сторонам.

— В общем, так, Саня: есть одна курва — всех достала. Ворует, водкой спекулирует, сама пьет. Сто раз ее предупреждали, случалось — прихватывали. Но — двое детей: шесть лет и три года.