Мент   ::   Константинов Андрей

— Да ты, Иван Палыч, не переживай… в смысле расстрела-то. Навряд ли расстреляют. Скорее всего, пятнаху накрутят. А отсидишь и того меньше — через двенадцать лет выйдешь. Или даже через десять.

Старик сидел, опустив глаза. Нетронутая кружка с чаем давно остыла.

— Как же так? — сказал он. — Хоть и десять лет… ни за что!

— Да брось, Палыч… Всякое в жизни бывает. Десять-то лет — пустяк по сравнению с расстрелом. Отсидишь — вернешься к своей старухе.

— Она не доживет, — сказал Сергеев, — инвалид она у меня… больная.

— Да прекратите вы! — раздраженно произнес Игорь. — Не слушай их, Палыч. Ты уже завтра на воле будешь, дома.

— Нет, Игорь, — покачал головой старшина. — Мне, видать, отсюда уже не выйти… засудят к черту.

Майор матюгнулся и полез на верхнюю шконку — курить. А Иван Палыч посмотрел на Зверева и спросил:

— Как думаешь, Саша, может, мне сознаться?

— В чем? — спросил Зверев.

— Ну… в убийстве этом. Чистосердечное признание сделать. Говорят — облегчает.

Вот тут грохнула хохотом вся камера, даже Игорь на верхней шконке засмеялся. Они хохотали, а Иван Павлович Сергеев смотрел на них большими непонимающими глазами.

— Дед, — сказал наконец Зверев, отсмеявшись, — дед, если ты сознаешься, твоего Лебедева удар хватит. А прокурор с ума сойдет!

— Так мне что — не сознаваться? Отрицать свою вину-то?

Объяснять старику, что мы пошутили, пришлось долго. Дольше, чем запугивать.