Страница:
404 из 448
Полковник налил коньяк в тонкий чайный стакан… Красный луч упал в благородный напиток.
— Я обознался. А виноват коньяк, будь он проклят!
Андрея Обнорского без лишнего шума перевели из мебельного цеха на другой участок трудового фронта. Звереву намекнули: смотри, мол, завхоз, твой протеже… красиво живешь. И еще намекнули: а вообще-то твой журналист молодец. Вел себя ПРАВИЛЬНО.
О том, что Обнорский вел себя правильно, знала вся зона. Ревизия, проведенная в мебельном цехе, излишков сырья и готовой продукции не выявила… вот уж действительно: диво… лоскут мерный. Молодой опер стал умнее, сходил в лагерную библиотеку и взял там книжку Булгакова. Коньяк в рабочее время больше не пил. Или, может, пил, но так, чтобы козырей хозяину с кумом не давать.
Авторитет Андрея Обнорского в отряде круто вырос. Сам журналист относился к этому с юмором, говорил, что теперь имеет право отмечать день работника мебельной промышленности.
— А есть такой день? — поинтересовался Зверев.
— Аллах его знает, — ответил Обнорский, посмеиваясь в бороду.
— А вполне мог бы быть… По приговору народного суда. Длинный такой денек… года на два, на три.
Как-то раз вечером Обнорский заглянул к Звереву в комнату — почаевничать. Не сказать, чтобы Андрей был каким-то совсем уж скованным. Однако Сашка сразу почувствовал — что-то журналюгу гнетет. О чем-то он хочет спросить. Торопить не стал, дождался, пока Обнорский сам созреет. И Андрей созрел.
|< Пред. 402 403 404 405 406 След. >|