Мент   ::   Константинов Андрей

На это не обратили внимания — капитан вообще говорил не очень. Кроме того, имел привычку разговаривать с набитым ртом.

— Нормально, Михалыч… вы-то как?

— А-а, ерунда. Первый раз, что ли? Вот только внешность попортили.

— Ага, — сказал Галкин, — твою внешность попортишь… Бельмондо ты наш.

— Ну ты, Саня, молоток, — похвалил Зверева Сухоручко. — Грамотно ты его взял. Молоток… но дурак.

— Это почему же? — отозвался Сашка. Сегодня его все хвалили и добавляли, что дурак. Похвалы были приятны, а насчет дурака — не очень.

— Потому что не хер лезть на рожон.

— Так вы же…

— Я же! Ты хрен с пальцем не ровняй. Я уже и битый, и резаный, и стреляный. Да и старый уже — плакать по мне некому: мои все в блокаду померли… на Пискаревском лежат, в общей яме. А ты еще молодой! Так-то, брат. Ладно, наливай. Чего я сижу, как дурак трезвый?

Сашка налил водки в складной стаканчик. Сухоручко резко выпил. Выдохнул, поморщился и закусил соленым огурцом. Сразу — не прожевав — забубнил:

— Молодец, молодец. Дерзкий ты парень, грамотно взял. Без этих борцовских штучек-дрючек. Прыгнул на гада сверху — толково!

— Да я не прыгал, — сказал Сашка.

— Как же… мне Кислов сказал — прыгал.

— Я не прыгал… я упал.

— Чего-о?

— У «Победы» капот горбатый и скользкий от снега. Я и сверзился.

Грохнул хохот. Трое взрослых мужиков смеялись как пацаны. Караваев хватался за живот и морщил свой и без того курносый нос… Сухоручко смеялся меленько, придерживая рукой повязку.