Мент   ::   Константинов Андрей

В нем жил инстинкт журналиста, привычка ипотребность добывать информацию. Обнорский сам удивлялся некоторой абсурдности ситуации: ему только что объявили о свободе… Ему сказали: ты свободен!… а он с ходу берет интервью — вместо того чтобы бежать бегом из зоны, орать песни, смеяться, ходить на руках.

— Дальше-то? Генерал-полковника Чурбанова перевели в СИЗО, где он и прокантовался до девяносто третьего года, пока Ельцин его не помиловал… Работал — истопником… Вот и все, пожалуй… вот и все.

Обнорский понимал, что многого кум ему не рассказал. Что-то скрыл, что-то подретушировал… Да и рассказывал-то, видно, не просто так, а с известным умыслом, как бы предупреждая: писать о зоне необходимо с умом, с чувством ответственности. Неосторожное слово, произнесенное на воле, может вызвать раздражение. А на зоне — взрыв. Кум улыбнулся, сказал:

— Да ладно… что теперь вам эти лагерные истории? Поди, захотите все это забыть поскорее?

— Нет, Валерий Василич, не захочу. Это моя жизнь и забывать ее я не хочу, да и не имею прав…

— Слава Богу, коли так. Я тоже считаю, что человек не имеет права забывать. — Кум побарабанил пальцами по столешнице. — Ну так что, Андрей Викторович, хотите нас покинуть прямо сейчас? Я могу вас запросто устроить в гостиницу без всяких документов… Бесплатно. У меня есть такая возможность. Переночуете на воле, а утром все оформим.

— Спасибо, — ответил журналист, — но я бы хотел с друзьями попрощаться. А уж завтра…

— Ну, воля ваша.