JК
Роковое ухо :: Олдмен Андрэ
Страница: 25 из 48 – Смотри, стереги это хорошенько, пока я стану омывать чресла свои.
Я положил мешок под дерево и уселся на него с самым невинным видом. Чтобы у старца не оставалось никаких сомнений, я сказал:
– То, что принадлежит пандиду, принадлежит Митре. А кто посмеет обмануть Всевидящего?
Шейх Чилли умолк и принялся очищать серебряным ножичком яблоко.
– Что же было дальше? – нетерпеливо спросил Конан, который уже понял, чем должна закончиться эта история.
– Учитель омывал свои чресла довольно долго, – сказал Чилли. – У нас было заведено, что я ожидал его на берегу с платом для утирания. На сей раз пандид не обнаружил ни плата, ни ученика, ни мешка.
– Ох! – выдохнул Ши Шелам и дернул себя за мочку уха. – Ты осмелился обокрасть святого человека! Нарушил заветы Митры!
Ши был человеком набожным и суеверным, хотя сам нарушал заветы по нескольку раз на день.
– Напротив, – возразил Чилли с серьезной миной, – я совершил богоугодное дело. О чем и поведал в записке, оставленной учителю под деревом.
– Что же ты ему написал? – спросил киммериец.
– Три слова: Митра велел делиться.
Сторож, проходивший в ту пору со своей колотушкой по набережной Большого Канала, клялся потом, что громовой хохот, донесшийся из окон дома, купленного недавно неким чужаком в коричневой тунике и сандалиях с длинными ремнями, был столь мощен, что погасли три масляных фонаря возле фасада здания.
Я положил мешок под дерево и уселся на него с самым невинным видом. Чтобы у старца не оставалось никаких сомнений, я сказал:
– То, что принадлежит пандиду, принадлежит Митре. А кто посмеет обмануть Всевидящего?
Шейх Чилли умолк и принялся очищать серебряным ножичком яблоко.
– Что же было дальше? – нетерпеливо спросил Конан, который уже понял, чем должна закончиться эта история.
– Учитель омывал свои чресла довольно долго, – сказал Чилли. – У нас было заведено, что я ожидал его на берегу с платом для утирания. На сей раз пандид не обнаружил ни плата, ни ученика, ни мешка.
– Ох! – выдохнул Ши Шелам и дернул себя за мочку уха. – Ты осмелился обокрасть святого человека! Нарушил заветы Митры!
Ши был человеком набожным и суеверным, хотя сам нарушал заветы по нескольку раз на день.
– Напротив, – возразил Чилли с серьезной миной, – я совершил богоугодное дело. О чем и поведал в записке, оставленной учителю под деревом.
– Что же ты ему написал? – спросил киммериец.
– Три слова: Митра велел делиться.
Сторож, проходивший в ту пору со своей колотушкой по набережной Большого Канала, клялся потом, что громовой хохот, донесшийся из окон дома, купленного недавно неким чужаком в коричневой тунике и сандалиях с длинными ремнями, был столь мощен, что погасли три масляных фонаря возле фасада здания.