JК
Самый далёкий берег :: Бушков Александр Александрович
Страница: 369 из 373— Только спокойно, ничего страшного, нужно проверить все до конца…”
Отделение психушки — отнюдь не то место, где мужик ростом под метр восемьдесят может где-то спрятаться, вовсе даже наоборот, тут все так и распланировано, что фиг спрячешься… Коридор… шестая палата… восьмая… туалет… комната, где общаются с родственниками… процедурная… под первым пришедшим в голову предлогом заглянуть на всяких случай в запертый снаружи изолятор…
И нету, нету его нигде! “Спокойно, — повторял себе доктор Терехов снова и снова. — Спокойно, не все еще использовано…”
“Социализм — это учет”, — изрек когда-то товарищ Ленин.
“А психиатрия — тем более”, — может дополнить гениальную мысль вождя мирового пролетариата любой психиатр.
Вот именно, учет и еще раз учет, нужно только знать, где искать.
Однако все четыре стратегических направления, будучи проверены за четверть часа, принесли лишь полный провал. История болезни исчезла из тереховского кабинета — это раз. В регистрационном журнале, куда непременно вносят каждого поступающего, не обнаружилось никакого Кирьянова К. С. — это два. В медкабинете, где хранятся данные обязательных анализов, та же история — это три. В процедурной опять-таки ни единой записи, имевшей бы отношение к Кирьянову К. С. — это четыре. Все. Финиш, больше искать негде. Кого еще можно расспросить? Заведующего отделением? Вторую неделю в отпуске. Сестер из процедурной? Для них все больные давным-давно слились в одну-единственную голую задницу; предпенсионного возраста сестрички, всю жизнь здесь пашут и оттого не держат в памяти ни имен, ни лиц. Других больных? Не смешите…
Вернувшись в свой кабинет, доктор Терехов упал на хлипкий стул, закурил вопреки всем нынешним новшествам, строгим предписаниям. И, напрягши профессиональные качества, попытался трезво разобраться в свеженьких сюрпризах, в окружающем мире, в себе самом.
Отделение психушки — отнюдь не то место, где мужик ростом под метр восемьдесят может где-то спрятаться, вовсе даже наоборот, тут все так и распланировано, что фиг спрячешься… Коридор… шестая палата… восьмая… туалет… комната, где общаются с родственниками… процедурная… под первым пришедшим в голову предлогом заглянуть на всяких случай в запертый снаружи изолятор…
И нету, нету его нигде! “Спокойно, — повторял себе доктор Терехов снова и снова. — Спокойно, не все еще использовано…”
“Социализм — это учет”, — изрек когда-то товарищ Ленин.
“А психиатрия — тем более”, — может дополнить гениальную мысль вождя мирового пролетариата любой психиатр.
Вот именно, учет и еще раз учет, нужно только знать, где искать.
Однако все четыре стратегических направления, будучи проверены за четверть часа, принесли лишь полный провал. История болезни исчезла из тереховского кабинета — это раз. В регистрационном журнале, куда непременно вносят каждого поступающего, не обнаружилось никакого Кирьянова К. С. — это два. В медкабинете, где хранятся данные обязательных анализов, та же история — это три. В процедурной опять-таки ни единой записи, имевшей бы отношение к Кирьянову К. С. — это четыре. Все. Финиш, больше искать негде. Кого еще можно расспросить? Заведующего отделением? Вторую неделю в отпуске. Сестер из процедурной? Для них все больные давным-давно слились в одну-единственную голую задницу; предпенсионного возраста сестрички, всю жизнь здесь пашут и оттого не держат в памяти ни имен, ни лиц. Других больных? Не смешите…
Вернувшись в свой кабинет, доктор Терехов упал на хлипкий стул, закурил вопреки всем нынешним новшествам, строгим предписаниям. И, напрягши профессиональные качества, попытался трезво разобраться в свеженьких сюрпризах, в окружающем мире, в себе самом.