Мой бедный Ёрик   ::   Вересов Дмитрий

Но когда он рассказывал, как Некрасов пришел в гости, а хозяйка приняла его упавший шарф за тряпку, как Достоевский тайно пересылал сиротке деньги на обучение, все девочки плакали, а мальчики сидели тихо-тихо.

— И вы плакали? — осторожно спросил Корнилов.

— В классе я крепилась, а плакала уже в автобусе, по дороге домой. Сейчас я понимаю, что Лев Нестерович все это придумывал на ходу, импровизировал. Наверное, он был хорошим артистом и добрым человеком…

— Подождите, Аня. Не знаю, как там правила хорошего тона, но в темный подъезд современный мужчина должен заходить первым. Да и в вашу квартиру тоже…

Аня не считала мастерскую на Австрийской площади своей квартирой. Не потому, что Иероним не был ее собственником, а арендовал у Союза художников. Все здесь было для Ани чужим, словно в гостинице. Она и жила здесь в постоянном ожидании отъезда, пусть и нескорого. Вот старый дом — совсем другое дело. Не сразу они нашли общий язык, зато потом жили душа в душу.

— Кофе или зеленый чай? — предложила Аня.

— Сначала давайте посмотрим на ваш портрет, — ответил Корнилов.

Свет в мастерской был включен. Портрет стоял на том же самом месте.

— А где же вы? — спросил следователь. — Не вижу ни белого платья, ни белых лилий.

Аня даже прищурилась, будто она сидела на лекции в конце аудитории, но это не помогло. На автопортрете Лонгина были только две фигуры: художника и мачехи. На том месте, где час назад Аня видела себя в образе Офелии, теперь было то же самое серое пятно. Она подошла к картине и осторожно потрогала выпуклые мазки.