Семь стихий   ::   Щербаков Владимир

Они погружались в полусумрак: послезакатный свет слабел с каждой минутой, и костертоже угасал. К огню приблизился первый и бросил охапку хвороста на угли. Дым, пламя, свет.

Я увидел трех девушек.

Две из них рассеянно слушали, одна смотрела, как плясали искры над огнем, и думала о своем. Я вгляделся, лицо показалось очень знакомым. Темные раскосые глаза, тюркские скулы, тонкие брови вразлет: Силлиэмэ! Это была она. Воплощение покоя и неподвижности; она напоминала скульптуру. Только глаза делали ее лицо живым - сейчас они были похожи на прорези в маске. И вдруг - порывистое, резкое движение, взмах рукой в такт мелодии, смех, белозубая радость - и я узнал ее окончательно, такой она была на Севере, когда я познакомился с ней.

Ей тогда было девятнадцать, значит, сейчас только двадцать два. Но тогда она казалась взрослее. Интересно. О чем бы я с ней сейчас говорил? Было время... И была любовь. Я из нечетного поколения.

О чем задумалась, Силлиэмэ?.. Помнишь ли твоего давнего гостя? Там, на Севере, костры ярче, они как зарницы. Сухие, хрупкие ветки лиственниц вспыхивают как порох. И не дымят. Пламя ровное, легкое, гудящее. От огня и к огню лыжный след. А снежные сопки нарисованы, едва намечены в памяти их мягкие контуры. Близкое - далекое.

Если закрыть глаза, я и сейчас вижу лыжню. Оленей с бархатно-заиндевелыми рогами у окна. Скрип полоза.

Вот о чем она мечтала тогда: о Солнцеграде, о проекте, о работе вместе с Ольминым. Кажется, так. Теперь вот заговорили.