JК
Ночь длинных ножей :: Рясной Илья
Страница: 166 из 354Десятки? Или сотни?
Алейников уселся на краешек стола, так, чтобы смотреть сверху вниз на исхудавшего ваххабита лет сорока на вид, с мозолистыми, широкими, как лопаты, руками человека, всю жизнь проработавшего на селе…
Когда местные жители поняли, что русские пришли надолго, пошла информация о делах минувших дней. И милиция начала раскапывать массовые захоронения и изобличать убийц. Этого смурного, сосредоточенного на каких-то своих темных думах бородача, не бреющегося и не носящего нижнее белье согласно ваххабитским установлениям, сдали его собственные односельчане, притом сдали без особых раздумий и сожалений.
— Кури, — Алейников протянул ваххабиту пачку с сигаретами.
— Мусульманину нельзя курить.
— А пить?
— Аллах запретил пить.
— Строго у вас. Ничего нельзя — ни пить, ни курить. Вот только убивать можно без всяких ограничений.
— Почему так говоришь? — угрюмо спросил ваххабит.
— А что, нельзя?
— Как можно людей убивать?
— Ну да. А неверных можно.
Ваххабит промолчал.
Известно было, что он два года назад поспорил с русским односельчанином, с которым приятельствовал лет двадцать, на богословские темы, и услышав, что тот не столь трепетно относится к ваххабитской мудрости, решил вопрос радикально — запорол его здоровенным тесаком для разделки мяса. Отрезал голову. И уши тоже отрезал. Труп прикрыл покрывалом и привез в прицепе трактора в село, выставив напоказ.
— Зачем голову с ушами резал? — спросил Алейников.
— Чтобы люди видели, что восторжествовала справедливость! — с оттенком неожиданно проявившейся гордости произнес ваххабит.
Алейников уселся на краешек стола, так, чтобы смотреть сверху вниз на исхудавшего ваххабита лет сорока на вид, с мозолистыми, широкими, как лопаты, руками человека, всю жизнь проработавшего на селе…
Когда местные жители поняли, что русские пришли надолго, пошла информация о делах минувших дней. И милиция начала раскапывать массовые захоронения и изобличать убийц. Этого смурного, сосредоточенного на каких-то своих темных думах бородача, не бреющегося и не носящего нижнее белье согласно ваххабитским установлениям, сдали его собственные односельчане, притом сдали без особых раздумий и сожалений.
— Кури, — Алейников протянул ваххабиту пачку с сигаретами.
— Мусульманину нельзя курить.
— А пить?
— Аллах запретил пить.
— Строго у вас. Ничего нельзя — ни пить, ни курить. Вот только убивать можно без всяких ограничений.
— Почему так говоришь? — угрюмо спросил ваххабит.
— А что, нельзя?
— Как можно людей убивать?
— Ну да. А неверных можно.
Ваххабит промолчал.
Известно было, что он два года назад поспорил с русским односельчанином, с которым приятельствовал лет двадцать, на богословские темы, и услышав, что тот не столь трепетно относится к ваххабитской мудрости, решил вопрос радикально — запорол его здоровенным тесаком для разделки мяса. Отрезал голову. И уши тоже отрезал. Труп прикрыл покрывалом и привез в прицепе трактора в село, выставив напоказ.
— Зачем голову с ушами резал? — спросил Алейников.
— Чтобы люди видели, что восторжествовала справедливость! — с оттенком неожиданно проявившейся гордости произнес ваххабит.