О, счастливица!   ::   Хайасен Карл

– Он показывал тебе свои руки? – не отступался Деменсио.

– Да. И ноги, – сказал Синклер.

– Ха! Так вот тебе диагноз – он это сделал сам! Кровавые раны и все такое. Этот Доминик – лживый сукин сын. – Деменсио полагал, что может говорить свободно – ведь туристы уехали. – Будет тебя снова доставать – скажи мне, – велел он.

– Нет, все в порядке, – ответил Синклер, что было чистой правдой. Он никогда не ощущал такого духовного умиротворения. Наблюдать за облаками – все равно что плыть: в прохладе, невесомо, освободившись от земного бремени. Не считая перерывов на лимонад, Синклер за весь день едва ли шевелил хоть мускулом. А в это время черепахи исследовали его – вверх по руке, вниз по ноге, взад и вперед по груди. Марш миниатюрных коготков щекотал и успокаивал Синклера. Одна из черепашек – не Симон ли? – взобралась по крутому откосу Синклерова черепа и устроилась на его широком гладком лбу, где довольно грелась часами. Это ощущение ввергло Синклера в почти дзэнский транс – он развалился среди крохотных созданий, как Гулливер, только без веревок. Сокрушительное чувство вины за то, что отправил Тома Кроума на смерть, испарилось, точно сизый туман. Буйный отдел новостей «Реджистера» и работа, к которой Синклер когда-то так серьезно относился, отступили в смутные воспоминания, которые являлись ему бессвязными какофоническими вспышками.