О, счастливица!   ::   Хайасен Карл

Аплодисменты были почтительными и, вполне возможно, искренними, самый энергичный всплеск исторгли (машинально, по привычке к фанатизму) рекламные представители в хрустящих рубашках. Чуть осторожнее оказалась команда новостей, хотя ответственный редактор завертел головой, услышав грубый восхищенный присвист – от одного из спортивных журналистов, как потом выяснилось. (Позже, на очной ставке, малый заявил, что был не в курсе серьезности происходящего. Он несся с последними новостями о важной хоккейной сделке по вестибюлю «Реджистера» к лифту, как вдруг заметил на возвышении Мэри Андреа Финли Кроум и был поражен ее ослепительным внешним видом.)

Когда она подошла к микрофону, ответред вручил ей стандартный брусок из лакированной сосны, украшенный дешевой позолоченной табличкой. Там красовалась устрашающая гравюра покойной Амелии Дж. Ллойд, круглощекой и бодрой, – и Мэри Андреа приняла награду так, словно это был Ренуар.

– Мой муж… – изрекла она, за чем последовала великолепная пауза. – Мой муж был бы так горд.

Вторая буря аплодисментов охватила вестибюль. Мэри Андреа отвечала на них, прижав «Амелию» к груди.

– Мой Том, – начала она, – был непростым человеком. В последние несколько лет он так целеустремленно ушел в работу, что, как ни жаль мне об этом говорить, она оттолкнула нас друг от друга…

К моменту, когда Мэри Андреа добралась до их воображаемого закулисного воссоединения в Гранд-Рэпидс (что, как она решила в последний момент, звучит романтичнее, чем Лэнсинг), в зале шмыгали носами.