Возлюбленная Казановы ( Опальная графиня)   ::   Арсеньева Елена

Хоть пригоршнями собирай!

Вдруг, взметнувшись, улетали стаи, а невидимый звонарь все еще раскачивал рассветный небесный колокол, звеневший прощально. И в горле забывшей обо всем на свете Лизы рождался счастливый крик, и руки рвались в вышину, хоть две деревянные промерзшие бадейки нудно тянули к земле… Мешалось счастье с горем. Вместо вольного клика вырывалось сдавленное рыдание. Но сердце еще долго трепетало неизъяснимым блаженством свободы и красоты…

Вот так же случилось и здесь. Еще на подъезде к новому жилью мелькнули на углу, в нише, статуя какого-то святого, сгорбленного, словно бы под бременем чужих грехов, старинные барельефы, кроткая мраморная мадонна с божественным младенцем на руках, и Лиза вдруг ощутила трепет и замирание сердца: Рим входил в него, как нож, как сладостное безумие входит в одурманенную опиумом голову!

***

Начиналось это каждый день, начиналось с малого: кофе со сливками по утрам, вовсе непохожий на ту черную горькую отраву, которую приходилось пить в Хатырша-Сарае; очарование тихих часов, проведенных над книгами, которые привозили из всех книжных лавок Рима; прелесть всего этого тихого и уединенного места, этой поросшей травой улицы, посреди которой тихо пел фонтан Маскероне… А потом, когда с легкой руки синьора Дито была куплена изящная крытая двуколка — calessino — и Гаэтано уселся на козлы, Рим легко и щедро предоставил другие всяческие наслаждения.

Августа усаживалась каждое утро в calessino с решительно поджатыми губами и стремлением сыскать на сих причудливых улицах подтверждение тому, о чем она читала в книгах.