JК
Время - московское! :: Зорич Александр
Страница: 150 из 174Как ни странно, зверский голод, который сопровождал его с первых часов на Лавовом полуострове, он научился сгорем пополам утолять.
Помимо пурики, инженер с удовольствием поедал гусениц местной красавицы бабочки (крылья белые, испод – перламутровый), упитанных, неповоротливых змей (правда, предварительно их проварив), ягоды круш, а также неоперившихся птенцов – выпадышей из неряшливых высоких гнезд птицы, чем-то похожей на удода.
Птенцов этого фелицианского как-бы-удода Эстерсон держал за главный лесной деликатес. Нанижешь на прут пять-шесть выпотрошенных тушек, поджаришь над костром – и готов отменный, нежный шашлык!
Эстерсон знал: если ночью дует сильный северный ветер (а таких ночей было немало), с утра можно смело отправляться за свежей, розовенькой, беспомощно трепыхающейся в траве добычей. Но главное – никого не надо убивать. Почти не надо.
Но Полина от птенцового шашлыка отказывалась наотрез.
– Когда мне будет совсем невмоготу, я пойду на биостанцию и сдамся клонам. Пусть отправляют меня в свой проклятый концлагерь. А покуда у меня есть силы, я эту гадость есть не буду!
– Ну Полина...
– Никаких «ну»! Как говаривал мой муж Андрей, «у каждой шлюхи есть свои принципы»!
Эстерсон пристыженно опускал голову. В такие минуты он чувствовал себя чем-то средним между людоедом и пожирателем падали. Он стеснялся своей невесть откуда взявшейся неприхотливости.
И все же исключать птенцов из меню Эстерсон не собирался – ему очень не хотелось в лагерь для интернированных лиц.
Помимо пурики, инженер с удовольствием поедал гусениц местной красавицы бабочки (крылья белые, испод – перламутровый), упитанных, неповоротливых змей (правда, предварительно их проварив), ягоды круш, а также неоперившихся птенцов – выпадышей из неряшливых высоких гнезд птицы, чем-то похожей на удода.
Птенцов этого фелицианского как-бы-удода Эстерсон держал за главный лесной деликатес. Нанижешь на прут пять-шесть выпотрошенных тушек, поджаришь над костром – и готов отменный, нежный шашлык!
Эстерсон знал: если ночью дует сильный северный ветер (а таких ночей было немало), с утра можно смело отправляться за свежей, розовенькой, беспомощно трепыхающейся в траве добычей. Но главное – никого не надо убивать. Почти не надо.
Но Полина от птенцового шашлыка отказывалась наотрез.
– Когда мне будет совсем невмоготу, я пойду на биостанцию и сдамся клонам. Пусть отправляют меня в свой проклятый концлагерь. А покуда у меня есть силы, я эту гадость есть не буду!
– Ну Полина...
– Никаких «ну»! Как говаривал мой муж Андрей, «у каждой шлюхи есть свои принципы»!
Эстерсон пристыженно опускал голову. В такие минуты он чувствовал себя чем-то средним между людоедом и пожирателем падали. Он стеснялся своей невесть откуда взявшейся неприхотливости.
И все же исключать птенцов из меню Эстерсон не собирался – ему очень не хотелось в лагерь для интернированных лиц.