Выше Радуги   ::   Абрамов Сергей

Но, если честно, Алик и сам не тащил в шаланду полную скумбрией сеть, не встречал рассвет на палубе гриновского "Секрета", не подставлял хилую грудь крепкому черноморскому свежаку. Он вообще ни разу не был на море, и вся романтика его школьной поэзии родилась из книг, которых к своим пятнадцати годам он прочел уйму - тонны две, по мнению мамы. Но у романтики не принято спрашивать "паспортные данные". Да и какая разница, где она родилась, если чувствовал себя Алик опытным, пожившим, усталым человеком, и чувство это было ему отрадно, потому что шла рядом прекрасная девушка, добрая девушка, лучшая девушка класса, и майский вечер был сиренев и душен, и Москва-река внизу чудилась Амазонкой или, на худой конец, Миссисипи в ее девственных верховьях.

- Ты знаешь, - сказала Дашка, - мама как-то показывала твои стихи одному писателю - он к ним в министерство приходил, просил о чем-то, - и писатель сказал, что из тебя может получиться настоящий поэт.

- Какие стихи? - быстро спросил Алик. Мнение писателя было ему небезразличным.

- Про Зурбаган.

- Откуда они у твоей мамы?

- Они же были в нашей стенгазете в прошлом году. Ну, я их и переписала...

Вот тебе и раз!.. Сразу два шоковых момента. Первый: Дашка переписала стих. А Алик ее считал абсолютно глухой к поэзии. К его, Алика, тем более. Второй: Дашкина маман показывает кому-то стихи "нахала и грубияна". А раз дело происходило в министерстве, где Анна Николаевна работает референтом, значит, она специально носила их туда.