Страница:
37 из 315
- Я думал о своих обязанностях, - сказал Хорнблауэр,
- В ущерб всему остальному. Ты меня простишь?
- Простить тебя! - Она улыбалась сквозь слезы. - Не говори так, милый. Делай, что знаешь. Я твоя, я твоя.
Хорнблауэр, целуя её, чувствовал, как в душе его волной поднимается искренняя нежность - счастье, целая жизнь человеческого существа зависит от его терпения и такта. Он не до конца вытерся - на лице у Марии была пена.
- Любимая, - сказал он, - ты лучшее, что у меня есть. Он целовал её, чувствуя себя неверным мужем и лицемером, и думал о качающейся на якорях "Атропе". Однако он не зря сдерживал нетерпение - маленький Горацио снова закричал, и Мария первая разорвала объятья.
- Бедный зайчик! - сказала она, подходя к ребенку. Склонившись над ним, она обернулась и улыбнулась мужу.
- Я должна позаботиться, чтоб обоих моих мужчин покормили.
Хорнблауэр кое-что должен был ей сказать, но сказать тактично, и некоторое время подбирал слова.
- Милая, - начал он, - я не против, пусть весь свет видит, что мы целовались, но боюсь, ты засмущаешься.
- Господи! - воскликнула Мария, когда до неё дошел смысл его слов. Она заспешила к зеркалу и стерла с лица пену. Потом подхватила ребенка и сказала:
- Пойду спущусь, прослежу, чтоб побыстрей приготовили завтрак.
Она улыбнулась бесконечно счастливой улыбкой, и, выходя из комнаты, послала воздушный поцелуй. Хорнблауэр снова намазал лицо пеной.
|< Пред. 35 36 37 38 39 След. >|