JК
Зеркало и чаша :: Дворецкая Елизавета
Страница: 19 из 458Женщина с мечом — прислужница Марены!
«Рассказывай!» — с досадой на мужчин, уж две тысячи лет как захвативших власть на земле и в небесах и извративших к своей выгоде все древние сказания, подумала Избрана, а вслух сказала:
— Где ты видишь у меня меч? — Она подняла обе руки, показывая жрецу тонкие белые пальцы сплошь усаженные золотыми перстями с красными, голубыми, зелеными и лиловыми камнями, изящные запястья, на которых из-под белого меха рукавов поблескивали золотые браслеты с варяжским узором. — Меч будет в руках бога и в руках воинов. Мы не нарушим завет Перуна.
— Ты не должна подходить к священному доспеху бога! Женщина может возглавлять только женские обряды Рожаниц! А вести белого коня должен мужчина! Если ты не доверяешь никому из воевод, предоставь это право служителям Перуна!
— Среди служителей Перуна больше нет воинов! — отчеканила Избрана.
Двадцать лет назад, после памятных и весьма кровавых событий, князь Велебор лишил святилище права содержать свою дружину.
— Боги отдали мне власть над смолянами, и я поведу священного коня! — так же решительно добавила Избрана. — Белый конь признал меня, и тот, кто спорит со мной, тот спорит с Перуном!
Больше она ничего не сказала: чем меньше слов, тем весомее речь.
Ездить на белом коне имел право только сам Перун, и из святилища Избрана шла пешком, ведя его за собой. Золоченую узду она сжимала так крепко, словно это была сама власть, которую у нее хотят вырвать. Как будто мало ей Секача и Буяра — и жрец, старый хряк, покушается на ее права! Сам хочет водить белого коня! Того гляди, завтра он захочет сесть на княжеское место и в гриднице, вообразив, что раз он ближе всех к Перуну, значит, сам и есть как бы Перун. «Врешь, подавишься», — мстительно думала Избрана.
«Рассказывай!» — с досадой на мужчин, уж две тысячи лет как захвативших власть на земле и в небесах и извративших к своей выгоде все древние сказания, подумала Избрана, а вслух сказала:
— Где ты видишь у меня меч? — Она подняла обе руки, показывая жрецу тонкие белые пальцы сплошь усаженные золотыми перстями с красными, голубыми, зелеными и лиловыми камнями, изящные запястья, на которых из-под белого меха рукавов поблескивали золотые браслеты с варяжским узором. — Меч будет в руках бога и в руках воинов. Мы не нарушим завет Перуна.
— Ты не должна подходить к священному доспеху бога! Женщина может возглавлять только женские обряды Рожаниц! А вести белого коня должен мужчина! Если ты не доверяешь никому из воевод, предоставь это право служителям Перуна!
— Среди служителей Перуна больше нет воинов! — отчеканила Избрана.
Двадцать лет назад, после памятных и весьма кровавых событий, князь Велебор лишил святилище права содержать свою дружину.
— Боги отдали мне власть над смолянами, и я поведу священного коня! — так же решительно добавила Избрана. — Белый конь признал меня, и тот, кто спорит со мной, тот спорит с Перуном!
Больше она ничего не сказала: чем меньше слов, тем весомее речь.
Ездить на белом коне имел право только сам Перун, и из святилища Избрана шла пешком, ведя его за собой. Золоченую узду она сжимала так крепко, словно это была сама власть, которую у нее хотят вырвать. Как будто мало ей Секача и Буяра — и жрец, старый хряк, покушается на ее права! Сам хочет водить белого коня! Того гляди, завтра он захочет сесть на княжеское место и в гриднице, вообразив, что раз он ближе всех к Перуну, значит, сам и есть как бы Перун. «Врешь, подавишься», — мстительно думала Избрана.