1923   ::   Иванов Олег Эдуардович

— Пан почему-то сильно не любит евреев?

— А кто их любит? У пана раввина есть дело, или он зашёл просто так?

— Нет. Я зашел передать Вам несколько адресов. В Вене, Париже и Нью-Йорке. Когда у пана Николая будет настроение и желание, он может туда зайти и ему помогут. Вот адреса и записочка.

— Спасибо. Я воспользуюсь при случае. А скажите, Вы можете воздействовать на евреев в этой стране. На Троцкого, к примеру?

— Он давно сказал, что он не еврей, а коммунист. А я всё-таки раввин, а не секретарь партии.

— Понятно. А на кого можете влиять? На Уншлихта?

— Уншлихт поляк. И как все поляки сильно нас не любит.

— Правда? Не знал. А Склянский?

— С ним можно поговорить. А что, пан военный как-то замешан в наши дела?

— Всё идет к тому. И это очень плохо. А что это за адреса в записочке?

— Это хорошие люди. Они многое могут.

— Я бы всё-таки рекомендовал уехать из Вены. И из Будапешта. Там будет смерть.

— Нашему народу к этому не привыкать. И если это будет цена прихода мессии, она не будет высокой.

Коля сжал зубы, до скрипа. Он ненавидел такие решения и таких людей. Решай за себя, но не за шесть миллионов человек, которые сгорели в печах Освенцима и Бухенвальда, не за детей, ещё даже не родившихся. У него от злобы затряслись руки.

— Вы плохой раввин. Вы не можете руководить людьми. Вы можете решать свою судьбу. Но обрекать на гибель других людей - это… это неправильно.

— Пан Николай плохо знает историю своего народа. Веками уничтожали наш народ.