JК
Бунтующая Анжелика :: Голон Анн
Страница: 20 из 104Она приподнялась и вперила в них горящий взгляд зеленых глаз, ставших огромными на исхудалом лице:
— Включено ли условие об обращении моей провинции в перечень того, что требует Его Величество?
Саркастическая улыбка приоткрыла желтые зубы де Марильяка.
— Нет, сударыня, — быстро ответил он, — но это подразумевается.
Тут все, кроме Монтадура, наклонились к ней. Последний сделал бы то же, не помешай ему брюхо, но и он, насколько мог, придвинулся, снедаемый, впрочем, отнюдь не желанием обратить Анжелику на верный путь. Сейчас она казалась ему чертовски красивой. Надо же, как преобразился тот полутруп, что привезли в замок несколько дней назад!
Эти нависшие над ней лица напомнили Анжелике ее марокканские кошмары, когда в мозгу всплывали еще свежие воспоминания о Дворе Его Величества, об удушливом воздухе Версаля с его заговорами и угрозами, боязнью отравителей, справляющих черные мессы в потайных комнатах дворца, и интригами фанатиков веры, отдающими затхлостью ладана и святой воды. Все то, от чего она отреклась и от чего бежала, казалось, навсегда, вдруг сгустилось снова, обрело силу и цепкость.
— Сударыня, — шептал Марильяк, — дайте нам доказательства вашего усердия, и мы избавим вас от худшего. Мы сможем пробудить милосердие Государя. Мы убедим его, например, смягчить строгие условия вашего покаяния. Быть может, удастся избежать черного платья.., оставленной за оградой кареты.., вассальной клятвы…
Нет, он не был простаком. Он понимал, что для такой женщины, как Анжелика, худшее — в этих унизительных церемониях, а не в потере какого-нибудь из поместий. Они ждали обещаний и обязательств и уже готовились дать первые наставления.
— Включено ли условие об обращении моей провинции в перечень того, что требует Его Величество?
Саркастическая улыбка приоткрыла желтые зубы де Марильяка.
— Нет, сударыня, — быстро ответил он, — но это подразумевается.
Тут все, кроме Монтадура, наклонились к ней. Последний сделал бы то же, не помешай ему брюхо, но и он, насколько мог, придвинулся, снедаемый, впрочем, отнюдь не желанием обратить Анжелику на верный путь. Сейчас она казалась ему чертовски красивой. Надо же, как преобразился тот полутруп, что привезли в замок несколько дней назад!
Эти нависшие над ней лица напомнили Анжелике ее марокканские кошмары, когда в мозгу всплывали еще свежие воспоминания о Дворе Его Величества, об удушливом воздухе Версаля с его заговорами и угрозами, боязнью отравителей, справляющих черные мессы в потайных комнатах дворца, и интригами фанатиков веры, отдающими затхлостью ладана и святой воды. Все то, от чего она отреклась и от чего бежала, казалось, навсегда, вдруг сгустилось снова, обрело силу и цепкость.
— Сударыня, — шептал Марильяк, — дайте нам доказательства вашего усердия, и мы избавим вас от худшего. Мы сможем пробудить милосердие Государя. Мы убедим его, например, смягчить строгие условия вашего покаяния. Быть может, удастся избежать черного платья.., оставленной за оградой кареты.., вассальной клятвы…
Нет, он не был простаком. Он понимал, что для такой женщины, как Анжелика, худшее — в этих унизительных церемониях, а не в потере какого-нибудь из поместий. Они ждали обещаний и обязательств и уже готовились дать первые наставления.