Летящая на пламя   ::   Кинсейл Лаура

Из его груди вырвался горестный стон, перешедший в заунывный вой, который, казалось, наполнил собой всю комнату. Звуки отражались от стен, замирали и вновь нарастали — мелодичные и призрачные.

Олимпия слушала этот плач, и из глаз ее сами собой катились слезы. У нее было такое чувство, будто душа превратилась в темную, безмолвную, безжизненную пустыню.

Скорбный голос Мустафы вдруг прервался, и он всхлипнул. Олимпия склонилась над беднягой и тронула его за плечо. Он поднял лицо и припал щекой к колену Олимпии, как дитя, нуждающееся в утешении.

— Эмирийити, что мы будем делать?

— Я не знаю, — прошептала она.

— Меня не было с ним, не было в тот момент, когда аллах призвал его к себе. О мой хозяин, прости меня, ленивого лежебоку, пса, сына свиньи. О аллах, если бы я был в тот момент рядом с моим хозяином!

Олимпия покачала головой:

— Ничто не изменилось бы. Ты не смог бы помочь ему.

— Мне следовало быть в тот момент рядом с моим хозяином. Он спас мне жизнь, он спас жизнь великому султану, и тогда султан подарил меня ему, приказав, чтобы я берег и охранял его. Двадцать лет мы были вместе. — Голос Мустафы дрожал от слез. — А теперь я погиб, я убью себя!

— Не надо, Мустафа, не делай глупостей, — сказала Олимпия, качая головой.

Тщедушного египтянина била мелкая дрожь.

— О прекраснейшая, ты не знала его! Это был великий человек, султан любил его как брата.