JК
Римский карнавал :: Холт Виктория
Страница: 380 из 384Разве она не опозорила наше имя, связавшись с лакеем!»
Вместо этого он сказал:
— Там, в реке, он встретил еще одну… твою служанку Пантисилею. Ты никогда больше не увидишь ее лица.
Лукреция закрыла лицо руками — ей не хотелось видеть эту комнату и мужчин, сидевших по обе стороны от нее. Они охраняли ее; они — ее тюремщики. Она всю жизнь живет по их указке. Она шагу без них не может ступить. Если они и позволят ей что-то сделать, то ее не ожидает ничего, кроме несчастья.
Педро в Тибре! Она представила его с ранами на теле, а может, с синяками на шее, или не то, не то. Они могли сначала отравить его, после чего бросить в реку.
Педро, красивый мальчик Педро. Он виноват только в том, что любил Лукрецию.
И маленькая Пантисилея. Она никогда больше не увидит ее. Она не вынесет этого. Есть предел страданиям, которые можно вынести.
— Уйдите… оставьте меня, — заикаясь, проговорила она. — Дайте мне моего ребенка… и уходите… уходите, говорю.
В комнате стояла тишина. Ни Чезаре, ни Александр не шелохнулись.
Потом заговорил папа. В его голосе слышались мягкие успокаивающие нотки.
— За ребенком будут хорошо ухаживать, Лукреция. Тебе незачем бояться за него.
— Мне нужен мой мальчик. Я хочу его видеть… Я хочу держать его на руках. Вы убили человека, которого я люблю. Вы убили мою подругу. Сейчас я не требую от вас ничего, только верните мне моего сына. Я уеду.
Вместо этого он сказал:
— Там, в реке, он встретил еще одну… твою служанку Пантисилею. Ты никогда больше не увидишь ее лица.
Лукреция закрыла лицо руками — ей не хотелось видеть эту комнату и мужчин, сидевших по обе стороны от нее. Они охраняли ее; они — ее тюремщики. Она всю жизнь живет по их указке. Она шагу без них не может ступить. Если они и позволят ей что-то сделать, то ее не ожидает ничего, кроме несчастья.
Педро в Тибре! Она представила его с ранами на теле, а может, с синяками на шее, или не то, не то. Они могли сначала отравить его, после чего бросить в реку.
Педро, красивый мальчик Педро. Он виноват только в том, что любил Лукрецию.
И маленькая Пантисилея. Она никогда больше не увидит ее. Она не вынесет этого. Есть предел страданиям, которые можно вынести.
— Уйдите… оставьте меня, — заикаясь, проговорила она. — Дайте мне моего ребенка… и уходите… уходите, говорю.
В комнате стояла тишина. Ни Чезаре, ни Александр не шелохнулись.
Потом заговорил папа. В его голосе слышались мягкие успокаивающие нотки.
— За ребенком будут хорошо ухаживать, Лукреция. Тебе незачем бояться за него.
— Мне нужен мой мальчик. Я хочу его видеть… Я хочу держать его на руках. Вы убили человека, которого я люблю. Вы убили мою подругу. Сейчас я не требую от вас ничего, только верните мне моего сына. Я уеду.