Последний самурай   ::   Воронин Андрей

Галька при этом хрустела и скрежетала почти как битое стекло, только намного тише.

Покончив с этим бессмысленным занятием, Забродов встал, с хрустом потянулся и с ненавистью посмотрел на чемодан. Чемодан стеснял его, как чугунное ядро, прикованное цепью к ноге каторжника. Появляться с ним на людях нельзя, невозможно также оставить это конгениальное творение рук человеческих без надлежащего присмотра в местах, где люди уже не первый год жили чем Бог пошлет. Все, что лежало плохо, и даже просто не очень хорошо, здесь давно было подобрано, разделено и приватизировано; следовательно, если Иларион не хотел и дальше таскать эту тридцатикилограммовую дурищу в руке, значит, ее следовало тщательно припрятать.

По-стариковски кряхтя и громко жалуясь равнодушной природе на свою несчастную судьбу, Забродов оторвал от гальки чемодан, который за время привала, казалось, успел пустить корни, и побрел вдоль полосы прибоя, высматривая в береговых откосах что-нибудь наподобие пещеры, способной вместить в себя его тяжкую ношу. Постепенно до него начало доходить, что он движется по морскому дну, обнажившемуся в результате отлива, и что прятать чемодан здесь равносильно тому, что попросту зашвырнуть его в море с высокой скалы. Он понял, что надо выбираться наверх, и с чувством, близким к панике, обнаружил, что выбраться не удастся – по крайней мере, здесь и с чемоданом. Проклятый чемодан! Он был повсюду, лез буквально во все щели, путался под ногами, обрывал Илариону руки, срывал его планы и не приносил никакой пользы, кроме вреда.