Страница:
24 из 97
Теперь, когда она улыбалась, стало заметно, что прежде она слыла настоящей красавицей – прекрасно вылепленное, с правильными чертами лицо, ровные зубы, сверкавшие белизной, чудесная улыбка и глаза, в которых прыгали чертики, когда она смеялась. Но с октября она смеялась редко. Вернее, почти не смеялась. А по вечерам, замкнувшись каждая в собственном мирке, мать и дочь почти не разговаривали. Офелия по-прежнему безумно любила Пип, но абсолютно не знала, о чем с ней говорить. И потом для общения с дочерью требовалось слишком много сил, а у нее их не было. Теперь ей требовалось делать усилия над собой, чтобы просто жить, а на то, чтобы разговаривать, их уже не оставалось. Поэтому каждый вечер она поднималась к себе в спальню и часами лежала в темноте, уставившись в потолок. А Пип уходила в свою комнату, и если ей делалось слишком одиноко, она звала к себе Мусса.
– Я отыскала для тебя пару раковин, – пробормотала Пип, вытащив ракушки из кармана, и робко протянула их матери. – А еще мне попался морской еж, но он оказался дохлый.
– Так почти всегда и бывает, – кивнула Офелия. Взяв раковины, она повернула к дому. Пип шла рядом с ней. Офелия даже не поцеловала дочь, она забыла об этом. Но Пип уже ничего и не ждала от матери. Мать жила будто в своей собственной раковине. Мать, которую она знала и любила одиннадцать лет, исчезла, а женщина, занявшая ее место, хоть и походила на нее как две капли воды, слишком мало напоминала живого человека. Такое впечатление, что злой волшебник, похитив Офелию, заменил ее роботом. Она ходила и разговаривала, как человек, но глаза ее оставались пустыми, как у робота.
|< Пред. 22 23 24 25 26 След. >|