Базалетский бой (Великий Моурави - 5)   ::   Антоновская Анна Арнольдовна

- Э-э, дорогой, подстерегал льва, а поймал петуха!

- Может, у жены выпросил вместе с шампуром?

Ополченцы хохотали громко, задорно и, подталкивая Гамбара, приближались к его дому, где над приоткрытой дверью нависло синеватое пятно светильника.

И вскоре сакля Гамбара стала напоминать улей не совсем проснувшихся пчел. Двигаются осторожно, говорят приглушенно. То выбегает, то вбегает внук Гамбара, гордый тем, что ему поручили стеречь вход, и, не сдерживая радости, оповещает:

- Улочка пуста, лишь каджи звякнул топором о дуб, а так ни прохожего, ни соседа, ни даже рыжей собаки причетника.

В глиняных кувшинах чуть белеет молоко. Никто не притрагивался и к лепешкам, вкусно пахнущим тмином.

Горячатся все, сильнее других Ломкаци из Ниаби, гневно скинув бурку. Как?! Их, словно неразумных щенков, хотят отторгнуть от Великого Моурави, вернувшего им гордость сознания, что Грузия не одни лишь замки, высящиеся над ними, и не часть долины или горы, привычных им с детства, а нечто большее, без чего сердце мертво, как рухнувший в пропасть камень. Недаром их, знатных ополченцев, за агаджа обходят гзири и нацвали, а сборщики с трепетом переступают через порог их домов.

Пациа опустил руку на прадедовский клинок, как знак клятвы. Никакие силы не вернут его в прежнее состояние покорного верблюда, на чьем горбу князь, возомнивший себя львом, перевозит в свое логово то богатство, которое народ оплачивает кровавой слезой.

Зашумели ополченцы. Моле из Ахали-Убани так сжал кулаки, что и дружине не разнять: перед братством воинов и лев не больше, чем петух.