Большая судьба   ::   Федоров Евгений

И ударит в десять рук,

Чтобы бар не стало вдруг...

Кузнец утер пот, блеснул белками глаз и снова схватился за молот.

- Ну что, козявка, хороша песня? - смеясь, спросил он Аносова.

- Хороша! - согласился Павлуша и робко спросил: - А молотом дашь поработать?

Бородач оглядел тяжелый молот, вскинул его вверх и сказал мальчугану:

- Хрупок пока, не справишься с этой игрушкой. Эх, милок, душа моя нежная, видно на мужицких дрожжах ты замешён; поглядишь, и всё-то ты тянешься к простому люду. Молодец, право слово, молодец!..

Да, работа кузнеца была удивительно увлекательна. И Павлуша не утерпел: сидя за обедом, он рассказал о ней и, подбадриваемый дедушкой, тонким, ломким голосом спел песню ковача. Старик помолодевшими глазами весело смотрел на внука и одобрительно покачивал головой. Когда мальчуган с особенным ударением пропел:

И ударит в десять рук,

Чтобы бар не стало вдруг...

бабушка всплеснула руками, глаза ее потемнели.

- Кш... кш... Замолчи! - испуганно зашептала она. - Да эта песня от пугачевцев идет. Она - тайная, запретная! Разве можно такое перенимать?

- Это верно, - согласился дедушка, - песня запрещенная. За такую песню пристав Акакий Пафнутьевич посадит в клоповник на терзание. И это еще милостиво, а то и сослать может в Нерчинск на каторгу... Ты гляди-поглядывай, Павел. Перенимать от народа перенимай, но заветное у себя на сердце, как в ладанке, храни.