Черная Ганьча   ::   Рудов Вениамин Семенович

На егобледноватых губах мелькала невыразительная улыбка.

Вере стало невмоготу от его улыбки и взгляда:

- Противно!

- Что, Вегочка?

Быстрее, чем вызывалось необходимостью, отвернулся и торопливо проговорил что-то насчет глупой мухи и еще более глупых ночных бабочек, которых всегда губит яркий свет. И добавил, что сейчас будет кофе и что варит его по-турецки.

Кофе Вере показался безвкусным, горьким. Она пару раз отхлебнула и отставила чашку, хотела взять грушу, но передумала, вспомнила о сыне: Мишка-то лег спать голодным. И отшлепала она его ни за что ни про что. Как тогда, на заставе, когда писался "Рябиновый пир", вдруг болезненно сжалось сердце. Сейчас бы лечь рядом с Мишкой, прижать к себе его худенькое тельце. Спит уже. Пускай. Утром отдаст ему грушу. Славный мой, хороший и родненький Сурчик. Сурченок. И в который раз за сегодняшний вечер на ум пришел муж. Как он там? Еще, наверное, белым-бело вокруг, и тихо, и по ночам луна заливает нетронутый снег мерцающим светом. А тишина какая! Какая там тишина, на границе! Вера подумала, что на заставу весна еще не пришла и там по-зимнему холодно и спокойно.

Захотелось одиночества и тишины. И чтобы Мишка тихонько сопел за печкой. И провода чтобы монотонно и убаюкивающе гудели. И пусть Юрий хоть за полночь, но явится домой усталый, пахнущий табаком... Нет-нет, это она выдумывает о Юрии. Не нужен он ей. Пускай себе остается там, на своей любимой границе, раз она ему дороже семьи.