Дед Мороз: этапы большого пути.   ::   Душечкина Е. В.

Обычай устраивать елку, распространяясь с поражающей быстротой, переносится из столицы в провинциальные города, а затем и в помещичьи усадьбы, из состоятельных семей – в менее состоятельные, за счет чего охватывается все большее количество увлеченных ею людей. Расширяется и общественный статус праздника в ее честь: наряду с семейным торжеством, устраиваемым родителями для своих детей, в обыкновение входят праздники детской елки, на которые приглашаются дети родственников, знакомых и сослуживцев, а с 1860-х гг. – и елочные мероприятия в учебно-воспитательных учреждениях. В результате через 10-15 лет елка была совершенно освоена. Но, не имея в русском прошлом никакой идеологической опоры, она оставалась просто модным новшеством, полюбившейся «немецкой затеей», удовольствием, которое взрослые доставляли детям: «Деревцо, освещенное фонариками или свечками, увешанное конфектами, плодами, игрушками, книгами, составляет отраду детей» (Северная пчела 1839: 1). На первых порах вопрос о смысле нового праздника не поднимался. Он встал перед устроителями детских елок: дерево, являющееся центром торжества, и праздник, получивший название по этому дереву, должны были получить и оправдание, и обоснование. Тогда и начали появляться произведения (в основном переводные), целью которых было создание елочной мифологии: елке приписывалось значение, закрепившееся за ней на Западе: она стала «Христовым деревом», символом «неувядающей, вечнозеленой, благостыни Божией».