Дед Мороз: этапы большого пути.   ::   Душечкина Е. В.

Однако восторженное отношение к елке разделялось не всеми: ее не приняли приверженцы русской старины, защитники лесов (первые русские экологи) и – самое главное – православная церковь, увидевшая в ней обычай, занесенный с Запада (см.: Московский листок 1882: 2). Сопротивление церкви процессу христианизации елки вызывалось опасением, что по мере ее распространения рождественские праздники утратят религиозное значение. Поэтому неудивительно, что с середины XIX в., наряду с утверждением елки в качестве символа Рождества, намечается тенденция освобождения ее от сакральных смыслов, перенесения ее на «русскую почву», укоренения в русской жизни (см.: Душечкина 1999). Началась работа педагогов и детских писателей по формированию новой мифологии, где елке стал приписываться «исконный», народный (по существу же – псевдонародный) характер, приведшая к тому, что к концу ХIХ в. она «так твердо привилась в русском обществе, что никому и в голову не придет, что она не русская» (Розанов 1906: 152). Елка стала связываться не столько с Рождеством, сколько с Новым годом и зимой (став сезонным символом), а пространственно – с лесом, превратившись (вопреки ее восточнославянской мифологии) из дерева с преобладающе «смертной» символикой в «родины нашей питомицу скромную». В ходе ее переориентации «на отечественную почву» и произошло оформление образа Деда Мороза.