Емельян Пугачев (Книга 3)   ::   Шишков Вячеслав

Там вяжут пьяного, лютого на драку старца Гурия. Прислушиваясь к нарастающему уличному шуму и гвалту в нижнем этаже, Устинья хватается за голову, всплёскивает руками, носится взад-вперёд по горнице. Вот, вскинув брови, она упала пред образом, с жаром молила: "Господи, спаси нас!" Затем вскочила, сорвала с себя дорогое ожерелье, швырнула на пол. Глаза её пылали, ноздри вздрагивали, грудь тяжело вздымалась. Две девки-фрейлины вязали узлы с добром, подвыпившая баба Толкачиха, опрокинувшись на диван, рыдала в голос. Пётр Кузнецов посунулся было к дочери: "Устиньюшка, дитятко...", но она оттолкнула его. Вихрем ворвался с улицы брат Устиньи, Адриан, и зашумел:

- Беги скореича! Казачишки поскакали уж.

- Лошадей! - закричала Устинья и выбежала во двор. - Стража, лошадей! Тройку! Сани!

- Дороги рухнули, ваше величество, - с обидным хохотом откликнулись люди. - Казаки, хватай царицу!

Устинья метнулась в сени, поднялась наверх, за нею громыхали богатенькие, шумели в её горенке:

- Будет, Устинья Петровна, поцарствовала! - Они подхватили Петра Кузнецова под руки: - Идём, идём, старик, не упирайся...

- Куда?

- К Симонову, вот куда.

Устинья сгребла со стола остро отточенный хлебный нож и, закричав:

- Вон отсюда, гадюки, вон, предатели! Геть, геть! - кинулась на казаков. В безудержном порыве своём она была страшна.

Безоружные богатеи, сразу перетрусив, побежали к выходу и, подталкивая друг друга, с руганью скрылись за дверью.

- Не поддамся вам, гадюки!..