Горький хлеб (Часть 5)   ::   Замыслов Валерий Александрович

- Давно ли от пожара поднялась, а тут сызнова вся начисто выгорела, скорбно проронил Афоня.

Ехали молча выжженными слободками, хмуро поглядывая по сторонам. Навстречу им брели москвитяне - понурые, неразговорчивые. И всюду на телегах везли к Божедомке обгорелые трупы, прикрытые рогожей и мешковиной. Уцепившись за телеги, голосили бабы и ребятишки. И было тоскливо и жутко от этих рыданий, надрывных стонов и причитаний.

Седенький попик в драном подряснике, вздымая медный крест над головой и роняя слезы в редкую бороденку, изрекал:

- Прогневали господа, православные. Не отмолить греха ни постом, ни схимой. Грядет на Русь новая беда...

- Верно толкуешь, отче. Беда беду подгоняет. А посад здесь ни при чем. Все Бориса Годунова проделки. Сказывают людишки, что пожар по его злому умыслу сотворен, - тихо, но зло проговорил один из слобожан.

- Пошто ему такая затея? - вмешался Афоня Шмоток.

Посадский оглянулся и, заметив оружных людей позади себя, ступил прочь.

- Да ты погодь, милок, поясни! - крикнул ему вслед бобыль, но слобожанин, натянув колпак на дерзкие глаза, проворно завернул за уцелевший каменный храм.

На Варварке, поднявшись на черный обгорелый рундук, могутный посадский в просторной кумачовой рубахе зычно прокричал на весь крестец:

- Братцы-ы! Царь Федор Иванович из Троице-Сергиевой лавры2 с богомолья возвращается.