JК
Игры писателей. Неизданный Бомарше. :: Радзинский Эдвард
Страница: 271 из 304Ее несчастное лицо! До смерти буду помнить его, до смерти оно будет разрывать мне сердце»
В 8 часов я ушел из дворца, чтобы никогда не увидеть Ее. Гвардеец той же дорогой вывел меня на улицу. Я решил не встречаться с X, лишь уезжая, написал ему письмо, где сообщил, что «К не нуждается в разрешении на охоту»,
И теперь, по прошествии стольких лет, я не знаю, что стояло за обещанием X. Коварство, жестокая игра, чтобы заставить Ее и короля предпринять еще одну попытку бегства и окончательно расправиться с ними? Или действительно «бешеный» якобинец готов был продать за деньги свою революцию?
19 февраля я оставил Париж. Вернулся в Брюссель при теплой дождливой погоде.
21 марта 1792 года, Брюссель. Только что узнал: 16 марта на балу стреляли в короля Густава.. О безумный, безумный, развращенный дьяволом мир!
29 марта. Мой добрый король умер. Это был великий монарх. Теперь надежды нет...
3 июля я получил от Нее письмо. «Наше положение ужасно, но не беспокойтесь, я полна мужества, и что-то подсказывает, что скоро мы будем счастливы и спасены. И мы увидимся. Это единственное, что поддерживает меня. Прощайте. Но... увидимся ли когда-нибудь?»
Июль – сентябрь. Все это время я метался по Европе, тщетно уговаривая монархов вмешаться... Когда Семью отправили в Тампль, монархи заявляли: «Предпринимать ничего не следует, чтобы еще более не ухудшить положение короля». Когда казнили короля, они ничего не предпринимали, «чтобы еще более не ухудшить положение королевы».
А я все умолял нового австрийского императора (Франца. – Примеч. К. Скотта.) требовать выдачи королевы.
В 8 часов я ушел из дворца, чтобы никогда не увидеть Ее. Гвардеец той же дорогой вывел меня на улицу. Я решил не встречаться с X, лишь уезжая, написал ему письмо, где сообщил, что «К не нуждается в разрешении на охоту»,
И теперь, по прошествии стольких лет, я не знаю, что стояло за обещанием X. Коварство, жестокая игра, чтобы заставить Ее и короля предпринять еще одну попытку бегства и окончательно расправиться с ними? Или действительно «бешеный» якобинец готов был продать за деньги свою революцию?
19 февраля я оставил Париж. Вернулся в Брюссель при теплой дождливой погоде.
21 марта 1792 года, Брюссель. Только что узнал: 16 марта на балу стреляли в короля Густава.. О безумный, безумный, развращенный дьяволом мир!
29 марта. Мой добрый король умер. Это был великий монарх. Теперь надежды нет...
3 июля я получил от Нее письмо. «Наше положение ужасно, но не беспокойтесь, я полна мужества, и что-то подсказывает, что скоро мы будем счастливы и спасены. И мы увидимся. Это единственное, что поддерживает меня. Прощайте. Но... увидимся ли когда-нибудь?»
Июль – сентябрь. Все это время я метался по Европе, тщетно уговаривая монархов вмешаться... Когда Семью отправили в Тампль, монархи заявляли: «Предпринимать ничего не следует, чтобы еще более не ухудшить положение короля». Когда казнили короля, они ничего не предпринимали, «чтобы еще более не ухудшить положение королевы».
А я все умолял нового австрийского императора (Франца. – Примеч. К. Скотта.) требовать выдачи королевы.