JК
Исследование о человеческом разумении :: Юм Д
Страница: 222 из 225Эпиктет-древнегреческий философ (ок. 50-ок. 140).
Академики-имеются в виду представители Средней и Новой Академии (Аркесилай, Карнеад и др.).
С. 60. Тиберий (42 до н.э.-37 н.э.) и Нерон (37- 68)-римские императоры. С. 62. in infinitum-до бесконечности (лат.). С. 72. Юм цитирует книгу V, 2 сочинения Цицерона "О пределах добра и зла": "[Тогда Пизон сказал:] ёНе знаю, то ли это у нас от природы, то ли от какого-то заблуждения, но почему, спрашивается, когда мы видим те места, где, как мы слышали, долго находились люди, достойные нашей памяти, мы испытываем более сильное волнение, чем то, которое мы ощущаем в себе, слушая рассказы об их собственных деяниях или читая что-либо ими самими написанное? Подобное волнение испытываю теперь и я. Мне, конечно же, приходит на ум образ Платона-того, кто, как мы знаем, первым сделал для себя обычаем вести здесь ученые беседы: эти раскинувшиеся перед нами садики не только вызывают во мне воспоминание о нем, но и как бы заставляют меня видеть перед своими глазами его самого. А вот Спевсипп, вот Ксенократ, вот его слушатель Полемон, восседавший на этой самой скамье, которую мы видим! И точно так же, глядя на нашу курию (я говорю о Гостилиевой, а не об этой, новой, которая мне кажется меньшей после того, как она сделалась большей), я часто думал о Сципионе, Катоне, Лелии и, прежде всего, о моем дяде. Столь великая способность напоминания свойственна местам. Так что не без основания из них исходит наука о памяти"" (пер. с лат. Г. Г. Майорова).
С. 86 (прим.).
Академики-имеются в виду представители Средней и Новой Академии (Аркесилай, Карнеад и др.).
С. 60. Тиберий (42 до н.э.-37 н.э.) и Нерон (37- 68)-римские императоры. С. 62. in infinitum-до бесконечности (лат.). С. 72. Юм цитирует книгу V, 2 сочинения Цицерона "О пределах добра и зла": "[Тогда Пизон сказал:] ёНе знаю, то ли это у нас от природы, то ли от какого-то заблуждения, но почему, спрашивается, когда мы видим те места, где, как мы слышали, долго находились люди, достойные нашей памяти, мы испытываем более сильное волнение, чем то, которое мы ощущаем в себе, слушая рассказы об их собственных деяниях или читая что-либо ими самими написанное? Подобное волнение испытываю теперь и я. Мне, конечно же, приходит на ум образ Платона-того, кто, как мы знаем, первым сделал для себя обычаем вести здесь ученые беседы: эти раскинувшиеся перед нами садики не только вызывают во мне воспоминание о нем, но и как бы заставляют меня видеть перед своими глазами его самого. А вот Спевсипп, вот Ксенократ, вот его слушатель Полемон, восседавший на этой самой скамье, которую мы видим! И точно так же, глядя на нашу курию (я говорю о Гостилиевой, а не об этой, новой, которая мне кажется меньшей после того, как она сделалась большей), я часто думал о Сципионе, Катоне, Лелии и, прежде всего, о моем дяде. Столь великая способность напоминания свойственна местам. Так что не без основания из них исходит наука о памяти"" (пер. с лат. Г. Г. Майорова).
С. 86 (прим.).