JК
Я, Богдан (Исповедь во славе) :: Загребельный Павел
Страница: 867 из 938Кто может его обеспечить?
Разум мой был усыплен горем, я полетел к своей печали, меня уже не было, но никто в войске не знал об этом, войско ждало своего гетмана, надеялось на его мудрость, полковники подпускали к себе королевское войско, не чинили ему никаких препятствий, не нанося ударов там, где нужнобыло бы их нанести, полагались только на меня, обращались ко мне, опережая друг друга, толкались, толпились, бранились, я бы смеялся над ними, если бы не был в таком отчаянии и если бы не был там, под Берестечком. Я же стал меньше черного муравья на черном пне среди черной ночи.
Умерев для мира и для самой себя, Матрона жила во мне, как и прежде, но голоса не подавала и не подала, я ждал до тех пор, пока не убедился, что ждать нечего, надо жить без нее и не для нее, а для свободы. Горе старого человека тяжелее каменной скалы. Горе придавило меня под Берестечком, и я не мог пошевельнуться. Лежал без чувств и без жизни. Пьяный от горя. Долг перед народом, намерения осчастливить его каждый раз наталкиваются на зло, мечту убивает жестокая правда жизни, и все заканчивается поражением. Я потерпел поражение под Берестечком раньше, чем было разбито мое войско. Это была не слабость, а лишь ощущение, что все закончилось. И сверхчеловеческая сила, которой заставил себя жить, не давала мне никакого удовлетворения, наоборот, унижала меня в собственных глазах, и надолго ли хватит мне этой силы, я не знал. Мог оправдывать дальнейшее свое бытие только неслыханными поступками. Для меня, наверное, необходимо было поражение еще большее, чем то, которое я потерпел, лишь только тогда я мог выдержать свалившееся на меня горе. И я потерпел это поражение сполна.
Берестечко!
Ой чого ти почорнiло,
Зеленеє поле?
- Почорнiло я од кровi
За вольную волю.
Разум мой был усыплен горем, я полетел к своей печали, меня уже не было, но никто в войске не знал об этом, войско ждало своего гетмана, надеялось на его мудрость, полковники подпускали к себе королевское войско, не чинили ему никаких препятствий, не нанося ударов там, где нужнобыло бы их нанести, полагались только на меня, обращались ко мне, опережая друг друга, толкались, толпились, бранились, я бы смеялся над ними, если бы не был в таком отчаянии и если бы не был там, под Берестечком. Я же стал меньше черного муравья на черном пне среди черной ночи.
Умерев для мира и для самой себя, Матрона жила во мне, как и прежде, но голоса не подавала и не подала, я ждал до тех пор, пока не убедился, что ждать нечего, надо жить без нее и не для нее, а для свободы. Горе старого человека тяжелее каменной скалы. Горе придавило меня под Берестечком, и я не мог пошевельнуться. Лежал без чувств и без жизни. Пьяный от горя. Долг перед народом, намерения осчастливить его каждый раз наталкиваются на зло, мечту убивает жестокая правда жизни, и все заканчивается поражением. Я потерпел поражение под Берестечком раньше, чем было разбито мое войско. Это была не слабость, а лишь ощущение, что все закончилось. И сверхчеловеческая сила, которой заставил себя жить, не давала мне никакого удовлетворения, наоборот, унижала меня в собственных глазах, и надолго ли хватит мне этой силы, я не знал. Мог оправдывать дальнейшее свое бытие только неслыханными поступками. Для меня, наверное, необходимо было поражение еще большее, чем то, которое я потерпел, лишь только тогда я мог выдержать свалившееся на меня горе. И я потерпел это поражение сполна.
Берестечко!
Ой чого ти почорнiло,
Зеленеє поле?
- Почорнiло я од кровi
За вольную волю.