Калигула, или После нас хоть потоп   ::   Томан Йозеф

Из рядов присяжных судей раздался голос:

-- Почему ты выбрал именно Фаларида?

Почему? О боги! Почему? Как я могу объяснить этим выскочкам, что вокруг меня ходят замученные, угнетенные люди и сетуют: "Где человечность, Фабий? Где справедливость?", и они не могут сказать в открытую, что их гнетет. А я могу.

-- Почему я выбрал Фаларида? Трагедия изображает сильные страсти. Этого хотят зрители. Этого они хотели всегда. Все это они переживают сами...

-- Да-да-да, это так, -- заикнулся Клавдий и посмотрел, озираясь близорукими глазами и кивая. -- Уже Аристотель предпочитал тра-трагедию.

Луций вонзил свои бесцветные глаза в Фабия:

-- Какую страсть ты хотел изобразить в Фалариде?

Фабий смотрел в лицо богини, но видел истязуемого Апеллеса. Здесь, немного влево, сидит его мучитель. Фаларид. Он не отважился посмотреть туда. Мороз пробирал его до костей. Он поборол себя:

-- Страстная любовь, интриги -- это сегодня уже не захватывает. Люди жаждут более жестоких зрелищ. В Цирке и в театре. Жестокость, кровь, Фаларид, раскаленный бык, в котором людей сжигают живьем...

Секретарь, склонившийся над восковыми дощечками, едва успевал, хотя писал скорописью.

-- Снова пьеса о тиране! -- гневно выкрикнул из рядов присяжных Авиола.

Фабий искоса посмотрел на Сенеку. Адвокат был погружен в свои заметки.

-- Пьес о тиранах много, -- говорил Фабий. -- Они пользуются успехом. Приносят прибыль. А мне надо заботиться о своей труппе, я должен обеспечить своим людям средства к существованию. Мы живем ради того, чтобы играть, но также играем для того, чтобы жить.

Понтий бросил льстивый взгляд в сторону Калигулы.