Страница:
12 из 50
Около большого американского орешника, еще местами зеленого, перистолистого, наткнулись на Павла Максимыча, конторщика.
Марк Игнатьич был неуклюж - грудь узкая, руки и ноги длинные, но у Павла Максимыча грудь была еще уже, руки и ноги еще длиннее, а на птичьей голове сидел явно непрочно маленький картузик без полей.
- Увидевшись, кланяться честь имею. А я тут дольние орехи собирал, сказал он очень отчетливо; необыкновенно быстро сдернул картузик и так же быстро надел опять.
Было ему лет сорок. Один глаз у него сидел выше другого и был синеватый и кроткий, другой, нижний - пожелтее и побойчей; острый нос тоже несколько набок, а рот и подбородок обросли щетинкой мочального цвета, короткой, но очень густой. Голос у него оказался бабий.
И как будто сразу и наперед зная все о Месяце: и кто он, и зачем приехал сюда, и зачем вышел с Лериком, немного горбясь на ходу и застегивая вытертый куцый пиджак, он сказал еще:
- Извольте, я вам все и покажу, что интересное, вроде за провожатого.
И, пройдя несколько шагов, указал на аллею старых каштанов и объяснил выразительно:
- Елея. Барин ее очень любят, по утрам в ней стихи сочиняют с карандашиком - когда очень рано.
Потом отмахнул от аллеи направо длинной рукой:
- Адикративный сад.
Отмахнул налево и сказал:
- А здесь хруктовый.
И тут же вслед за этим поспешно сдернул картузик и перекрестился куда-то.
- Зачем вы туда? - оглянулся Марк Игнатьич.
- Туда-то?.. А как же?.. Да ведь там же церковь.
|< Пред. 10 11 12 13 14 След. >|